Валя отчетливо слышала в трубку его дыхание.

— Антошка? Что с ним? Простыл?

— Нет. Отравление. Сначала была высокая температура, потом рвота. Теперь сильная слабость, он ничего не ест. Уже третий день.

— Третий день? — ужаснулась Валя. — Как же это возможно в его возрасте?

— Ты… приедешь? — с надеждой спросил Вадим.

— Когда?

— Как можно скорее. Ведь у тебя еще есть молоко, правда?

— Есть. Совсем чуть-чуть.

— Пожалуйста, я тебя очень прошу, приезжай. Прямо сейчас. Возьми машину, я верну деньги. Пожалуйста.

— Да, да. Не волнуйся. — Валя обеими руками стиснула трубку, чтобы та не выпала из дрожащих пальцев. — Вадим, не переживай, я приеду. Сейчас начну собираться. Мы его выходим, обязательно выходим.

— Жду. — В ухо ей ударили короткие гудки.

Валя положила трубку на рычаг. Потянулась к бра, дернула за шнур. Вспыхнул желтоватый свет. Она подняла лицо и вздрогнула: в дверях комнаты стоял Тенгиз.

— Кто это? — Он не двигался с места, лицо его в лучах лампы казалось мертвенно-белым.

— Кто-то ошибся номером, не туда попал. — Валя запахнула раскрывшийся на груди халат.

— Врешь. — Тенгиз зло усмехнулся.

— Не вру. — Она попыталась придать голосу уверенность.

— Врешь! — повторил тот еще более резко и шагнул к ней. — Я все слышал. Это он, твой вдовец. Звонит сюда среди ночи, как к себе домой. Что ему надо?

Валя поняла, что обманывать бесполезно. Нужно сказать Тенгизу все, как есть.

— Малыш серьезно заболел. Ему необходимо мое молоко. Я сейчас поеду туда.

— Черта с два! — рявкнул Тенгиз и схватил Валю за полу халата.

— Тише ты, идиот! За стеной люди спят!

— Ты никуда не поедешь, слышишь? Никуда. — Он вцепился в ее руку, потащил за собой, в спальню.

Валя, как могла, сопротивлялась, но силы были неравные. Тенгиз приволок ее в комнату, швырнул на постель.

— Думаешь, я совсем мозги пропил, ничего не соображаю?

— Ничего я не думаю. Разреши мне уйти. Ребенок может погибнуть.

— Плевал я на ребенка! — Он навалился на нее сверху, дыша перегаром.

— Тенгиз! — Валя в отчаянии наотмашь ударила его по лицу.

— Дерись, дерись, — пробормотал он, распахивая ее халат.

Ее ослепил гнев.

— Придурок, отвяжись от меня! Я все равно уйду, хоть ты меня веревками привяжешь к этой кровати! — Она изо всех сил рванулась от него, оба не удержались и свалились на пол.

Тенгиз, не до конца протрезвевший, двигался довольно неуклюже, и Вале удалось воспользоваться этим. Миг — и она вскочила на ноги, подхватила со стула свою одежду.

— Я все равно уйду! Я и так бы ушла! Куда угодно, на улицу, на вокзал. Лишь бы не видеть твоей физиономии.

Тенгиз застыл на четвереньках, тяжело дыша и глядя на Валю огромными, блестящими глазами.

— Ты… ты меня ненавидишь, Валя-Валентина.

— Да, я тебя ненавижу! — Она плохо соображала, что говорит. Ею владело одно-единственное желание — вырваться отсюда, уйти, поскорее добраться до коттеджа, взять на руки Антошку. Она была готова на что угодно, лишь бы ей не мешали.

— Да как же ты не понимаешь! — Тенгиз в отчаянии обхватил руками голову и стал раскачиваться взад-вперед, словно собираясь молиться своему Аллаху. — Я же люблю тебя! Больше всего на свете люблю. А ему ты не нужна. Не нужна! Как собачонка — свистнули, ты и побежала! Он же выгнал тебя!

— Не выгнал. Я сама ушла.

— Не уезжай. Ради всего святого, не уезжай! — Тенгиз пополз по ковру к Валиным ногам, но она брезгливо отпрянула в сторону:

— Не смей ко мне прикасаться!

— Не буду. — Он покорно застыл в шаге от нее.

— Тенгиз, — немного мягче проговорила Валя. — Мне нужно ехать. Мы не можем быть вместе. С этим надо смириться.

— Я не могу с этим смириться, — глухо произнес Тенгиз, — я умру без тебя.

— Не умрешь.

Она стала быстро одеваться, натянула джинсы, свитер. Собрала волосы в пучок. Тенгиз молча наблюдал за ней, лицо его стало совсем неподвижным, похожим на маску.

— Ты дура, Валя-Валентина, — проговорил он наконец, когда Валя была совсем готова.

— Я дура, что уехала от них, послушала тебя и уехала. Нельзя было уезжать, нужно было остаться.

— Не поэтому. — Тенгиз поднялся с колен и, пошатываясь, стоял перед Валей.

— А почему? — Что-то в его тоне заставило ее насторожиться, пренебречь тем, что она спешит, задержаться.

— Спроси об этом свою подругу, — все тем же спокойным, мертвым голосом произнес Тенгиз, — она знает.

— Какую подругу? Верку, что ли?

— Киру.

— Киру? — Валя изумленно уставилась на Тенгиза. — При чем здесь она?

— При том. Она в курсе, почему твой принц к тебе охладел.

— Что ты такое несешь? — Валя в ужасе отпрянула от него. Он не удерживал ее, только усмехнулся, страшно, зловеще перекосив губы.

— Спроси ее.

— Что ты имеешь в виду? О чем спросить? Тенгиз! — Валя металась по комнате, не зная, что предпринять.

Нужно немедленно бежать отсюда, ловить машину, мчаться спасать Антошку. Но как быть с тем, что она только что услышала?

Тенгиз больше не говорил ни звука, стоял, похожий на манекен, глядя в пол перед собой.

— Послушай. — Валя осторожно приблизилась к нему, тронула за плечо. — Ты общался с Кирой? Она тебе что-то рассказала про Вадима? Да?

— Общался. Я общался с твоей Кирой. С этой сукой. — Тенгиз вдруг захохотал, как сумасшедший. Глаза его закатились, рот задергался.

«У него просто белая горячка, — в ужасе догадалась Валя, — нужно вызвать врача, иначе он, Бог знает, что может натворить».

— Тенгиз, тебя надо лечить. Ты болен. — Она вытерла испарину у него со лба и отступила назад.

— Я здоров. А ты дура!

— Прощай. — Валя бросилась в прихожую, сорвала с вешалки куртку, надела сапожки, перекинула через плечо сумочку. Затем на секунду прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука.

Немного успокоенная этим, она распахнула входную дверь и выбежала на площадку.

На улице была непроглядная мгла. Валил снег. Увязая по колено в сугробах, Валя вышла к шоссе. Вдалеке показались огни. Она подняла руку. Автомобиль пронесся мимо, даже не затормозив. За ним второй, третий.

Валя терпеливо стояла у обочины и голосовала. Наконец рядом остановилась «четверка». В темноте было не разобрать, какого она цвета — черного или темно-зеленого. Из окна высунулся совсем молодой парнишка, по виду вчерашний школьник.