— Это что, тонкий профессорский юмор? Или вы действительно ничего не помните? — хмуро спросила она.

— У меня бывают провалы в памяти… когда я напиваюсь. Сам не понимаю…

Джулии стало невыносимо слушать его бормотания.

— Вас вчера выворачивало. Дважды. Один раз — прямо на меня. Вот вам и объяснение.

Ей показалось, что Габриель что-то вспомнил. Лицо его перекосилось очередной болезненной гримасой.

— Простите. Я хочу извиниться за все, что тут наговорил. Сам не понимаю, как это из меня полезло. Я не хотел вас оскорблять. Увидел вас… здесь… в таком виде. Я подумал, что мы… — Он вяло махнул рукой.

— Не порите чушь! — бросила ему Джулия.

— Если кто-то из университетской администрации узнает, что вы оставались у меня, мне будут грозить крупные неприятности. Нам обоим.

— Кто узнает и как? Я не собираюсь никому рассказывать. Даже такая дура, как я, кое-что соображает.

— Опять эти ваши… самоуничижения! — нахмурился Габриель. — Но если Пол или Криста узнают…

— Боитесь, что нечем будет задницу прикрыть? Можете не волноваться, я вчера подсуетилась и лишила Кристу возможности добраться до вашего члена. Так что ваша драгоценная профессорская репутация не пострадала… Хоть бы спасибо мне сказали за всю мою возню с вами!

Габриель плотно сжал губы, затем пересилил себя и произнес:

— Благодарю вас, мисс Митчелл. Но если вас увидят выходящей отсюда…

«Какой безнадежный идиот! За что его сделали профессором?»

— Если меня увидят, я скажу, что была у вашего соседа и ползала там на коленях, зарабатывая себе на кускус. Вполне убедительное объяснение. Мне поверят.

Рука Габриеля вновь сжала ей подбородок, теперь уже сильнее.

— Я предупреждал: не говорите подобных вещей!

Джулия испугалась, но злость мгновенно подавила страх.

— Не трогайте меня!

Она пошла к двери, моля всех богов, чтобы он не вздумал распустить руки. Габриель схватился за дверную ручку, придавив дверь плечом.

— Черт возьми, да остановитесь же! — Он поднял руку, думая, что этот жест успокоит Джулию.

Инстинктивно она попятилась и втянула голову в плечи. Габриель увидел ее реакцию, и ему стало невыносимо больно.

— Джулианна, постойте. Прошу вас. — Его голос превратился в тихий шепот, а в колючих глазах появилась мольба. — Неужели вы думали, что я посмею вас ударить? Я хочу всего лишь поговорить с вами. — У него опять заболела голова, и он схватился за лоб, как будто это могло снять боль. — Я делаю жуткие, страшные глупости, когда бываю не в своем уме. Я очень боялся, что ночью… гадко обошелся с вами. Теперь я крайне сердит, но не на вас. На самого себя. Я очень высокого мнения о вас. Да, очень высокого. Иного и быть не может. Вы такая… красивая, невинная, нежная. Мне только очень не нравится видеть, как вы ползаете на коленях, будто… сексуальная рабыня. Разбили там что-то, разлили — и наплевать. Что вы каждый раз сжимаетесь, словно маленькая девочка, которую накажут? Помните, сколько самоуничижительных слов вы наговорили, когда я провожал вас из «Преддверия»? Мне потом было не отделаться от них. Так сделайте мне одолжение: перестаньте себя принижать в моем присутствии. Я этого просто не выдержу. — Габриель кашлянул, затем еще. — Честное слово, я не помню, что у нас там было с мисс Петерсон. Но я был круглый дурак, что потащил ее туда. Вы меня спасли. Спасибо, Джулия. — Он поправил очки. — То, что было прошлой ночью, больше не повторится. Вам пришлось выдерживать мои поцелуи. Наверное, я слюнявил вас своими пьяными губами… Простите меня за эту наглость.

Джулии захотелось плюнуть ему в лицо. Ей был противен сам звук его голоса, произносившего эти чудовищные слова. Он еще смел извиняться за самое лучшее, самое светлое и чистое, что подарил ей после этих шести лет! Он втоптал в грязь не только свои, но и ее поцелуи, и это ударило по ней больнее всего.

— Нашли что вспоминать, — холодно усмехнулась Джулия. — Я уже и не помню о таких пустяках.

— Пустяки? — мрачнея, переспросил Габриель. — Это были вовсе не пустяки.

Он задумался, стоит ли спросить ее о записке, и решил, что не стоит. Еще неизвестно, как это на нее подействует.

— Я вижу, в каком вы состоянии. Да и я не в лучшем, но вы хотя бы трезвая, чего я не могу сказать о себе. Давайте закончим этот разговор, пока он не завел нас в дебри. — Он говорил отрывисто, выбрасывая слова, как льдинки. — До свидания, мисс Митчелл.

Габриель распахнул дверь. Джулия вышла на площадку, но остановилась:

— Габриель, я забыла сказать вам одну вещь.

— Так говорите, — угрюмо буркнул он.

— Звонила Полина. Это было вскоре после того, как вы… отрубились. Я ответила на звонок.

— Ч-черт. — Он снял очки, почесал переносицу, потер веки. — Что она сказала?

— Назвала меня шлюхой и потребовала, чтобы я вас разбудила и передала вам трубку. Я ей ответила, что вы… в неразговорчивом состоянии. Она начала кричать. Тогда я выключила телефон.

— Она хоть сказала, зачем звонит?

— Нет.

— Надеюсь, вы ей не назвали своего имени? — (Джулия покачала головой.) — Слава богу, — выдохнул Габриель.

Джулия думала, что он сейчас извинится за этот звонок, а получается, он даже недоволен, что она расстроила его пассию. Ничего, пусть сам объясняется со своей любовницей. Пусть сам выворачивается.

Ее вдруг начало трясти, и слова, которые ни в коем случае нельзя было сейчас говорить, полились сами собой:

— Когда-то вы просили… разыскать вас в аду. Там я вас и нашла. Оказывается, вам в аду совсем неплохо. Что ж, оставайтесь там насовсем.

Глаза за стеклами очков превратились в синие щелочки.

— О чем это вы говорите?

— Так, пустяки. С меня довольно, профессор Эмерсон.

Пару секунд Габриель отупело смотрел ей вслед, потом догнал:

— Зачем вы оставили мне эту дурацкую записку?

Он решил ее добить! Джулия задохнулась, но тут же расправила плечи и с деланым равнодушием спросила:

— Какую еще записку?

— Не прикидывайтесь! Вы знаете какую. Я нашел ее в холодильнике, вместе с подносом.

Джулия пожала плечами.

Он схватил ее за руку и развернул к себе:

— Решили поиграть со мной?

— Нет, черт вас дери! Пустите меня!

Джулия вырвалась и забарабанила кулаком по кнопке вызова, моля всех богов, чтобы кабина лифта подъехала как можно скорее. Она безумно устала. Она чувствовала себя ничтожной и никчемной дурочкой, которой никак не вырваться из паутины изощренного издевательства. Побежать вниз по лестнице? Он ведь не отстанет и там.