«Как мог я быть настолько слеп?»

Габриель вспоминал их первую встречу. Это была тяжелая и мрачная полоса в его жизни. Депрессия, полное отчаяние. Таким он приехал в Селинсгроув и устроил погром в доме Кларков. Но Бог вмешался, настоящий deus ex machina,[19]пославший ему ангела. Хрупкого, кареглазого ангела в джинсах и кроссовках, с прелестным личиком и чистой душой. Она не побоялась его мрака, утешала как могла, давая надежду. Она искренне восхищалась им и словно не видела его пороков.

«Она меня спасла».

Но на этом история не заканчивалась. Ангел вторично явился к нему в тот день, когда судьба нанесла страшный удар, забрав из мира живых Грейс — источник бесконечной и бескорыстной доброты. Этот ангел сидел на его семинарах, напоминая ему о правде, добре и красоте. А чем отвечал он? Упражнялся в язвительном остроумии, давал понять, что ей на факультете не место. Но сегодня утром он превзошел себя, сравнив ее со шлюхой.

«Теперь именно я „трахатель ангелов“. Я надругался над своим кареглазым ангелом».

Он тяжело встал и поплелся на кухню за запиской Джулии, в душе проклиная свое имя.

Габриель взял в руки ее прекрасное послание и, глядя в него, как в зеркало, увидел собственное уродство. Не телесное, хотя сейчас телесное уродство казалось ему меньшим злом, а душевное. Даже пустая тарелка и салфетка, сложенная неуклюжим конвертом, обличали его, не желая проявлять ни малейшего снисхождения к его грехам.

Спавшая в «хоббитовой норе» Джулия даже не подозревала, как сейчас подтверждались ее слова, сказанные Полу после выходки Кристы. Иногда достаточно оставить человека наедине с собой, и он в полной мере ощутит, до чего же он себя ненавидит. Доброта не обличает зло, а обнажает, показывая таким, какое оно есть.

Записка упала на стол. Габриель закрыл лицо руками. Никогда еще он не был так себе противен.

* * *

Джулия проснулась поздним вечером, в одиннадцатом часу. Зевнула, потянулась. Вспомнив, что с утра ничего не ела, соорудила себе быстрорастворимую овсянку, но едва сумела одолеть треть тарелки. Чтобы хоть чем-то себя занять, она решила проверить голосовую почту на мобильнике.

Телефон она выключила еще вчера ночью, в квартире Габриеля, поскольку ждала звонка от Пола. Тогда ей было не до разговоров с ним. Да и сейчас тоже, хотя Пол обязательно нашел бы слова, чтобы ее подбодрить. Ей хотелось, чтобы все оставили ее в покое. Зализывать раны нужно в одиночестве. Это знает даже щенок, которому надавали пинков.

Ее нынешний номер знали всего несколько человек: отец, Рейчел и Пол. Отец вообще не любил голосовую почту, а сообщения Рейчел и Пола обычно состояли из двух-трех фраз. Но сейчас папка входящих сообщение голосовой почты была переполнена.

Джулия начала с самого раннего сообщения.

Привет, Джулия. Это я. Конференция только что закончилась, и я решил тебе позвонить. Наверное, вовсю занимаешься в библиотеке. Даже телефон выключила. А я тебе привезу из Принстона сувенирчик. Не волнуйся, он совсем маленький. Перезвони мне. (Многозначительная пауза…) Я по тебе соскучился.

Джулия вздохнула, удалила сообщение Пола и переключилась на следующее. Оно тоже было от него.

Привет, Джулия. Это опять я. Звоню тебе воскресным утром. Ты правильно сделала, что отключила телефон. В воскресенье можно и поспать. Ближе к вечеру вернусь в Торонто. Хочешь, сходим куда-нибудь пообедать? Или поужинать? Неподалеку от твоего дома есть отличный суши-бар. Позвони мне. Я скучаю по тебе, маленькая Крольчиха.

Джулия удалила и это сообщение. Полу она отправила эсэмэску, соврав, что где-то подхватила грипп и сейчас отлеживается. Лекарства у нее есть, еда тоже, хотя в таком состоянии хочется только спать. Далее она выразила надежду, что он благополучно вернулся, и обещала позвонить, когда ей станет лучше. Фразу «Я по тебе скучаю» она добавлять не стала.

Третье сообщение пришло с незнакомого ей местного номера.

Джулианна… Джулия. Это Габриель. Я… Пожалуйста, не удаляйте мое сообщение, не прослушав его. Знаю, насколько вам сейчас противно слышать мой голос, но я звоню вам, чтобы пасть перед вами ниц. Я стою сейчас возле вашего дома, под дождем. Я беспокоюсь за вас и хочу убедиться, что вы благополучно добрались домой.

Жаль, что нельзя повернуть время назад и сделать так, чтобы сейчас снова было раннее утро. Я бы вам сказал, что не видел зрелища более прекрасного, чем вы, счастливая и танцующая в моей гостиной. Я сказал бы вам, что ощущаю себя редким счастливчиком, которого не только спасли, но с которым еще и нянчились всю ночь. Еще бы я сказал вам, что я безнадежный идиот, вконец испорченный своей самовлюбленностью. Я не заслуживаю вашей доброты. Ни капельки. Я знаю, что причинил вам боль. Я глубоко раскаиваюсь в содеянном.

(Глубокий, шумный вдох, потом выдох.) Мне вообще было нельзя отпускать вас утром. Ни плачущей, ни даже смеющейся. Я должен был бы броситься вслед за вами, валяться у вас в ногах и умолять остаться. Джулия, я все извалял в дерьме. Все, что только мог.

Все это я должен был бы сказать вам лично, а не прячась за спасительный микрофон. И я готов это сделать. Прошу вас, выйдите на улицу, чтобы я мог встать на колени и попросить у вас прощения… Впрочем, нет, не надо выходить. На улице сыро. Так недолго и воспаление легких подхватить. Подойдите к входной двери и выслушайте меня через стекло. Я буду стоять и ждать вас. Вот номер моего мобильного телефона…

Нахмурившись, Джулия тут же стерла его лживое послание. Сохранить его номер она не пожелала. Потом, прямо в пижаме, она открыла дверь квартиры и вышла в коридор. Она вовсе не собиралась выслушивать словоизлияния Габриеля. Просто хотела взглянуть, неужели он до сих пор торчит на улице, под холодным дождем.

Встав боком, чтобы ее не было видно, она выглянула из коридорного окна. Дождь прекратился. Вероятно, что-то случилось с уличным освещением. Возле дома было темно. К счастью, никаких профессоров вокруг не толклось. Интересно, сколько же он здесь торчал? Наверное, даже без зонта… Она сердито расправила плечи. Ей-то что за дело, с зонтом или без?

«Пусть подхватит воспаление легких. Ему это будет только на пользу. Полежит, подумает».

Джулия уже хотела вернуться в квартиру, как заметила на крыльце большой букет, прислоненный к опоре. Она спустилась вниз, приоткрыла дверь… Это были пурпурные гиацинты. Букет опоясывала розовая лента, под которую был засунут конверт с ее именем.

«Дешевый трюк, профессор Эмерсон! Фирма „Холлмарк“ выпускает открытки на все случаи жизни и даже снабжает их готовым текстом типа „моей девушке/аспирантке, которую я хотел приручить, как котенка, но не удалось, зато удалось сблевать на нее“».

Джулия оставила букет на крыльце и, злорадно усмехаясь, вернулась домой. Она уютно устроилась на кровати и включила ноутбук, чтобы поискать в Интернете сведения о «языке цветов». Гиацинты пурпурного цвета наверняка что-то означали. Набрав в поисковике слова «пурпурные гиацинты», она очень скоро получила ответ: «Пурпурные гиацинты символизируют печаль и настойчивую просьбу (иногда даже мольбу) о прощении».