Несправедливо.

– Никуда ты не пойдешь, Адам! Слышишь?

Адам одевался. Ему следует выглядеть адекватно. Люди склонны проводить оценку других людей по внешности. Следовательно, его внешность должна производить благоприятное впечатление.

– Адам, я запрещаю!

Дарья отобрала галстук и спрятала его за спину. Поведение нефункциональное. Или, проще говоря, глупое. У Адама хватает в гардеробе иных галстуков.

– Ну послушай, – Дарья пошла на попятную. – Не место тебе там. У тебя вчера ведь был приступ? Ну посмотри на меня! Скажи!

– Был, – отрицать очевидное бессмысленно. – Я принял лекарство. Оно действует. Я спокоен.

– Ты дерево, Адам.

Дарья упала на кресло и приложила ладонь ко лбу.

– Ты же вообще робот. Реальность не воспринимаешь.

Воспринимает. Но способ восприятия отличается от общепринятого. Это порождает диссонанс. Адаму жаль, что Дарья не понимает очевидной вещи: без него убийцу не задержать.

Почему так, Адам не знал. Но больше его пробелы в информационном поле не волновали.

– Синий или зеленый? – спросил он, достав из шкафа два галстука.

– Красный. С гвоздичкой, – буркнула Дарья.

Синий. И серебряная заколка к нему. Пиджак. Кашне. Пальто. Адам готов к выходу.

– Я ведь могу «Скорую» вызвать. Санитаров. Или просто запереть тебя здесь, – устало произнесла Дарья.

– У тебя было время. Но ты ничего не предприняла. Следовательно, ты согласна с правильностью моей позиции. Но ты не обладаешь достаточной смелостью, чтобы сознательно пойти на риск. В результате ты оставляешь себе же лазейку для совести, чтобы в случае возникновения проблемы выдать себе же индульгенцию.

Адам заставил себя остановиться. Достаточно. Дарья не будет больше мешать. А он позже извинится, если, конечно, вспомнит, что надо извиняться.

– Знаешь, иногда ты ведешь себя как последняя скотина, – Дарья поднялась. – И честно говоря, не знаю, почему я это терплю. Наверное, потому, что на самом деле ты никакая не скотина, а всего-навсего упрямый псих. И если уж тебе так надо присутствовать на этих похоронах, то ты на них поприсутствуешь. Только, Адам, пожалуйста, дай слово, что, если тебе станет не по себе, ты мне скажешь!

– Обещаю.

Адам и в самом деле исполнил бы данное обещание. Он надеялся, что выдержит. Однако перед тем, как выйти из здания, Адам проглотил еще две таблетки.

Дневная доза была превышена вчетверо.

Мир поплыл.

Серое небо перекосилось и осело на мачтах придорожных столбов. Провода-струны прочертили на нем шрамы, и редкие облака-заплаты норовили скрыть от Адама содержимое изнанки. Ему всегда было любопытно заглянуть на другую сторону неба.

Шел снег. Мелкий и редкий, скорее похожий на муку, чем на твердое состояние воды. Снег оседал на пальто пылью, а стоило сесть в машину, и пыль растаяла.

В авто пахло хвойной отдушкой и Дарьиными духами. Дарья молчала. Хорошо. Адаму сложно разговаривать, он в окно смотрит. На небо, столбы, облака, линию горизонта, из-за которой сразу и вдруг выныривает мутный город. Над домами висит пелена. Это тепло. И кажется, что город дышит. Машины по ленте дороги пробивают насквозь пористое тело диковинного зверя. Адам едва-едва успевает моргнуть, как кортеж выбирается на кладбище.

Цветов не купили. Они с Дарьей всегда покупали цветы.

Не сейчас. Дарья мрачна. И смотрит не отрываясь. Надо бы улыбнуться ей, но Адам забыл, как улыбаться. А кладбище помнит. Дорожки расчистили. Церковь гудит медью, и детские голоса режут нервы. В церкви будет много людей.

– Может, пока тут посидишь? – Дарья сжимает руку. Ее собственная холодна.

– Надень перчатки. Замерзнешь.

Язык тяжелый и губы резиновые, слова растягиваются, будто жевательная резинка.

– Последними пойдем. – Дарья натягивает вязаные варежки, ярко-красные с узором из зеленых елочек. Адам не возражает. Он из кокона автомобиля наблюдает за процессией. Находит Переславина, который выделяется среди людей, как айсберг среди ледышек. Рядом с ним шествует Анна, и присутствие ее выглядит уместным. Больше Адам никого не знает, но отчаянно всматривается в лица, ожидая подсказки.

Лица пусты. Белые круги с черными точками глаз. Как будто ребенок нарисовал безумную картинку, где все похожи друг на друга.

Дарья тоже смотрит. Она внимательна. И в руках ее – блокнот с настоящим рисунком. Она пытается сличить пришедших на кладбище с этой картинкой.

Но зверь хитер. Он явится позже, когда стадо людское будет пересчитано.

Он не станет подходить близко.

Адам открыл дверцу машины и выбрался наружу. Холодно. И качает. Координация нарушена. Плохо. Следовательно, и внимание пострадало. Надо сосредоточиться. Смотреть. Слушать.

Искать.

Дарья берет под руку и тянет к церкви по растоптанной многими ногами тропе. Снег на ней уже не снег – бурая жижа. Чавкает под ногами громко, со всхлипами. А из открытых дверей церквушки доносятся песнопения.

Тень креста метит землю, и Адам останавливается, не в силах перешагнуть ее. За тенью – ловушка крохотного помещения, набитого запахами и людьми. Они растворят Адама, смешают с толпой, а после не позволят вернуться в себя.

Надо идти.

Нет.

– А ты и вправду нечисть, – шепчет Дарья.

Из дверей выглядывает старуха в старом тулупе. На голове ее черный платок, а в руках – четки и кривая трость.

– Остаемся здесь? – Дарья наступает на тень, отделяя спрятавшуюся в церкви толпу от Адама. – Другого выхода нет. Ты будешь видеть всех.

– Он не придет в церковь. Он верит в другого бога.

Облегчение, которое принесла отгадка, невообразимо.

– Кортес – христианин. Он разрушил мир Солнца. Он принес мир Креста. Он враг.

– Вот и хорошо, – Дарья не пытается скрыть радости.

Адам мешает ей работать. Не будь его здесь, Дарья нырнула бы в толпу, смело став частью хаоса. Она бы держалась рядом с Переславиным и разглядывала людей, сличая лица с рисунком. Ей, возможно, повезло бы. Но сейчас Дарья вынуждена возиться с Адамом.

– Почему ты это делаешь? Почему ты со мной, а не там? Почему ты вообще со мной? – стало очень важно получить ответ. И Дарья его дала.

– Потому что люблю тебя, идиота этакого. Ну не в том смысле, что люблю, а… наверное, как брата. У тебя не было братьев?

У Адама сестра была. Давно. До Яны. Сестра уехала. И родители с ней. Родственные связи не являются объяснением. Адам знает.

– Сестра? – Дарья удивлена. – А ты раньше не говорил. И Яна не говорила. Я думала, что ты… ну сам по себе, короче. Детдомовский или просто брошенный.