Я вышла в сад через заднюю дверь и обошла дом, остановившись перед входом в подвал.

Снаружи дверь был не заперта, но, потянув ее на себя, я поняла, что что-то держит ее изнутри. Я опустилась на колени, приподняла дверь и разглядела внутреннюю задвижку. Странно. Я сунула пальцы в щель и после нескольких попыток смогла отпереть засов.

Вниз вела крутая лестница, и, спустившись, я оказалась в почти непроглядной темноте. Я возилась с фитилем лампы, пока пламя не разгорелось достаточно сильно, чтобы можно было что-то разглядеть.

Стены подвала оказались заставлены вареньями и соленьями, стеклянные банки сверкали в тусклом свете лампы. Но внизу обнаружилась дыра, небрежно выкопанная в полу, и там была лестница. Осторожно подойдя к краю, я посветила себе под ноги.

Там, внизу, было еще одно помещение с низким потолком и земляными стенами. На полу стоял длинный кедровый ящик с крышкой, достаточно большой, чтобы вместить человека. А на земле лежал старый пиджак Артура.

Я спустилась по лестнице через дыру в полу. Рядом с пиджаком валялся мой экземпляр стихотворений Элиота, а на нем – пара темных очков, тех самых, старомодных, у которых по бокам тоже были линзы.

Я поставила лампу на пол и прокралась к ящику. Еще не успев поднять крышку, я уже точно знала, что обнаружу внутри. Но я должна была посмотреть. Я поддела пальцами крышку и приподняла ее. Снова задвижка, с которой мне пришлось повозиться. Задвижки были в самых неподходящих местах: изнутри. Наконец, я сдвинула крышку в сторону. Внутри оказалось то, к чему я была совершенно не готова.

В ящике лежал Артур, но он был совсем не похож на того Артура, которого я знала. Артур был грациозен, он был живым, он двигался. В ящике же лежал труп. Вместо глаз – впадины, веки зашиты поверх пустых глазниц. Руки сложены на груди. Мне хотелось зарыдать. Он совсем не шевелился, даже не дышал. Я накрыла его ладони своей. Руки у него были не просто прохладными. Они были такими же холодными, как земляные стены вокруг нас.

Я сделала глубокий вдох. Должен быть какой-то способ. Это ведь я изгнала его, так? И из-за меня он сделался таким. Значит, чтобы вернуть его, я должна его призвать.

Я залезла вверх по лестнице. В бабушкиной книге говорилось, что стучать нужно в дверь, но я не хотела рисковать и идти к главному входу. Поэтому я поднялась по крутым подвальным ступенькам и три раза неуверенно постучала в деревянный люк, надеясь, что снаружи этого никто не услышит.

Вернувшись к яме, я увидела, что гроб пуст.

– Что-то потеряла? – прозвучало из темноты по другую сторону дыры.

– Артур? – прошептала я.

Он ухватился за края проема. Длинные паукообразные руки, те, что охватывали полторы октавы на фортепиано. Во тьме подвала они превратились во что-то другое. Это были руки незнакомца.

– Что ж, ты призвала меня, – сказал он. – Чего ты хочешь?

Сверху раздались шаги. Мы оба подняли головы к потолку. Я не знала наверняка, кто там был, но звук шагов напомнил мне о grand-mère.

– Послушай меня, – сказала я. – Все пошло не так. Отец, он… кажется, мертв. – На этих словах я закашлялась. – Лума с дедушкой прячутся в лесу. Рис заперт наверху, а grand-mère хочет, чтобы я… чтобы я его съела. Ты поможешь мне спасти его?

– Не понимаю, с чего ты решила, будто мне это не безразлично.

– Потому что вы двое… – я помедлила. – Я слышала, как ты сказал тогда папе, что не уходишь только из-за Риса.

– И ты действительно думаешь, что это правда?

– Не знаю. Я уже ничего не знаю.

– Правда тебе не понравится, – сказал Артур. – Никому из вас не нравится. Я годами ломал голову, как использовать это против вас. А потом пришла ты и сделала за меня всю работу.

– Ты желаешь нам зла?

Он расплылся в улыбке, в которой не было ни капли радости.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

Двигаясь, словно краб, он выполз из дыры в полу и двинулся на меня, длинные руки и ноги легко ему в этом помогали. Я упала и попыталась отползти назад. Но он легко догнал меня и теперь возвышался надо мной. Он не причинит мне вреда, напомнила я себе. Я могу остановить его в любой момент. Но от этого мой страх не уменьшился. Раньше мне казалось, что мы его то раздражаем, то забавляем, что он хочет от нас уйти. Но это было не так. Он был полон ярости, и одна эта ярость внушала мне ужас.

– Ты не знаешь, что я пережил, – сказал он. – Не знаешь, чего я лишился.

– Так расскажи мне. – Слова прозвучали тихо и слабо. Я попыталась снова. – Расскажи мне. – Он замер, ошеломленный, а его челюсть пощелкивала от напряжения: он пытался держать рот закрытым. Что-то мешало ему говорить, но я была сильнее. Я села прямо и схватила его голову обеими руками. – Рассказывай!

Он обмяк. Лампа погасла, и в окутавшей нас темноте я почувствовала присутствие бабушки Персефоны, холодное, электрическое, оно давило на нас со всех сторон, а Артур медленным низким голосом начал говорить. Вот что он рассказал мне.

* * *

Артур Нокс приехал в Уинтерпорт осенью 1908 года. Он хотел устроиться учителем в школу и сбежать от каких-то проблем в своем родном городе. Заррины переехали сюда незадолго до этого, и он – то есть, я, – узнал о них, когда они пожертвовали школе новую печь. Впервые я увидел эту фамилию на табличке, которая была установлена на той печи.

Я мало что знал о них, разве только то, что они купили участок земли на вершине холма, старый заброшенный охотничий домик, и на его фундаменте стали строить нечто вроде дворца или крепости. Она была уже наполовину готова. Очертания дома возвышались среди вырубленных деревьев. Рабочие начали пилить доски прямо там, как только расчистили место.

У Зарринов пока еще не было детей, но жена была беременна. У нее были такие белые волосы, что она казалась старше своего возраста. Волосы ее мужа были черными и густыми, сам он был невысоким, но сильным. Имел привычку стоять, широко расставив ноги и опершись руками о бедра, будто король, обозревающий свои владения.

Из поселения стали частенько пропадать кошки и собаки, и люди поговаривали, что поблизости завелись не то пума, не то волк, который выходит по ночам на охоту, но, похоже, никого это особо не волновало, ведь молодой мистер Заррин заказывал всевозможные товары из Уинтерпорта, и деньги в город текли рекой. Ходили слухи, будто он какой-то знатный европейский джентльмен, который сбежал не то от преследователей, не то из-за каких-то своих прегрешений. Как бы то ни было, он был богат и говорил без акцента, так что точно понять, в чем тут дело, было невозможно.

Молодая хозяйка, кажется, была медсестрой. Выращивала травы в больших горшках на окнах старого крыла здания, пока строилось новое, и все время топила печь, чтобы растения не погибли. Иногда она приносила горожанкам подарки: выпечку, настои в бутылочках. Муж ее был совсем не такой. Сторонился всех, и лишь иногда на него нападали приступы внезапной щедрости. Но каждый раз, когда он видел меня, у меня складывалось впечатление, будто он меня изучает. Я убеждал себя, что это все мои фантазии, и что не стоит пялиться на него в ответ. Думаю, я просто не хотел неприятностей.