– Что она с тобой сделала? – прошептала я.

Артур рассмеялся, но прозвучало совсем не весело.

– Не помню, – ответил он.

Тени вокруг нас стали густыми и липкими, словно паутина, а воздух сделался ужасно, ужасно холодным. И в этой тьме я почувствовала, как мой рот открывается, и из него исходит голос – но не мой. Во мне что-то было, что-то делило со мной тело. И этот голос произнес:

– Зато помню я.

Я приложила усилие, чтобы зазвучал уже мой голос:

– Так расскажи мне.

И бабушка рассказала.

* * *

Запертая в этом доме с момента моей смерти, я только и могу теперь, что вспоминать. Воспоминания для меня столь же реальны, как и настоящее, и я вынуждена вновь и вновь переживать их. Побег из дома. Приезд в Америку в поисках Миклоша. Я проживаю все это снова и снова.

Когда я была маленькой, я жила в рыбацкой деревеньке Агиа-Галини. Я случайно убила человека. А потом убежала на холмы и бродила там до темноты. И набрела на каменный круг. Трава под моими ногами шевелилась и рябила, и я поняла, что она кишит змеями. Я испугалась змей и того, что стояло у меня за спиной, поэтому позволила им проводить меня в центр круга, на большой плоский камень, на который я и взобралась. Вдруг меня окутала тяжелая тень, она липла и цеплялась ко мне, словно паутина. Я услышала голоса.

Они спросили меня, чего я хочу. Я попыталась спросить их о чем-нибудь другом, узнать, что они такое, но они не отвечали. Поэтому я сказала единственное, что смогла придумать: сказала, что хочу знать. Я многое хотела знать. И голоса начали рассказывать мне. Я находила ответы во внутренностях птиц, в картах. Иногда в невидимых знаках, которым я не могла придумать названия. Иногда они рассказывали мне такое, о чем я предпочла бы не знать вовсе.

Из увиденного я и узнала о жизни, которая могла у меня быть в другом мире, о жизни с человеком, подобным мне. С чудовищем. Голоса увели меня за океан, чтобы я могла найти того человека. Но в ночь нашей свадьбы, когда Миклош посмотрел на меня, мой взгляд вдруг прошел сквозь него, сквозь его страсть ко мне и сквозь что-то еще, что-то, чего я никогда не смогу понять. Я жутко разозлилась. Вмиг меня облепила черная тень вроде той, что явилась мне тогда, на холме. Я закричала на мужа так громко, что он, этот огромный скалящийся монстр, в ужасе убежал от моей ярости и скрылся в ночи. Он всегда находил убежище в волчьем обличье, и эта его часть никогда, никогда мне не принадлежала.

На следующее утро я проснулась и почувствовала тяжесть в ногах. Опустив глаза, я увидела волка, свернувшегося на моей кровати и положившего голову мне на бедра. Его пасть была перепачкана кровью, а на простынях темнели кровавые пятна и черные перья.

Я гладила его, спящего, по голове, глядя на то, как пыль и перья медленно плывут по воздуху вниз в лучах солнечного света из открытого окна, через которое он влез ко мне. И я подумала: я попытаюсь полюбить его целиком, даже ту его часть, что скрыта от меня. Попытаюсь принять его таким. И, по большей части, это у меня получилось. Он мало что рассказывал мне о своей жизни до приезда в Америку – и я его прощала. Он не любил разговаривать, когда злился, – и я его прощала. Иногда он исчезал в ночи, а потом возвращался, не сказав ни слова, и за это я тоже его прощала – или, по крайней мере, так мне казалось.

Мы зарабатывали деньги. Не только зельями и не только инвестициями: разбогатеть легко, если умеешь предсказывать будущее. Мы перебрали множество городов, сбежали от многих подозрений, пока, наконец, не нашли городок настолько маленький и бедный, чтобы мы могли быть уверены: без наших денег им не протянуть. Мы остались здесь. Я забеременела нашим первенцем. Но Миклош почему-то отстранился от меня. Все больше времени проводил в городе. Познакомился с новым учителем в Уинтерпорте, и они стали друзьями. Он мне так говорил. Но кишки не обманешь.

Я решила проверить сама: сварила настои и чаи и отправилась в город, чтобы быть полезной людям. Пока я лечила кашель маленькой Бетти Ханнафин, ее мать поделилась со мной сплетнями о новом школьном учителе, которого я видела лишь однажды. Судя по всему, все городские девушки влюблены в его зеленые глаза, но он не проявляет интереса ни к одной из поклонниц. Что-то в этих словах заставило меня задуматься. Я отправилась к нему, чтобы разузнать все подробнее. Предлог – микстура от кашля, который непременно у него появится в холодных деревенских классах.

Я нашла его возле школы, он смотрел за ребятишками, бегающими по грязному школьному двору во время обеденной перемены. Он был красив: высокий, стройный, с покрасневшими на ветру четко очерченными скулами. На нем было потрепанное коричневое пальто. Итак, вот человек, к которому тайком бегает мой муж. Я знала это, как знала все остальное: спасибо метафорам карт, невидимым знакам.

– Вы, должно быть, мистер Нокс, – сказала я на ломаном английском. – Приехали издалека, как и мы.

И он улыбнулся мне.

– Не так уж издалека, всего несколько штатов отсюда. А вы, полагаю, миссис Заррин.

У него восхитительные глаза: ослепительно зеленые, как у святого эпохи Возрождения. Рядом с ним я почувствовала себя уродливой простушкой. Он пробудил во мне ревность и голод. Более того, меня стал мучить вопрос: кем был мой возлюбленный, прежде чем стал моим? Кто он, когда он не со мной?

Годами я пыталась убедить себя, что вторая часть его личности – это проклятие, что он жертва, что он просыпается после своих ночных путешествий, словно от кошмара – напуганным и запутавшимся. Но, глядя в обеспокоенные зеленые глаза деревенского учителя, я тоже начала чувствовать себя жертвой его проклятия. И от этого внутри меня зародилась злоба.

– У вас не найдется минутки? – спросила я его. – Зайти в дом и побеседовать со мной?

Я твердила себе, что только хочу узнать, что Миклош нашел в нем. Я соблазню его и таким образом пойму Миклоша, и если я смогу сделать это, значит, я смогу любить его. Смогу простить его. Мое боковое зрение заволокло красной пеленой. Я представила, как из кончиков моих пальцев вырастают когти, а сама впиваюсь ногтями в спину учителя, покрытую царапинами от Миклоша. Мои ногти нашли раны и вскрыли их заново. А когда я ушла, под ногтями у меня осталась запекшаяся кровь. Однако перед уходом я на мгновение оглянулась через плечо и увидела… Артура.

Не того молодого учителя, хотя это он и был, взлохмаченный, запутавшийся, стоящий на пороге и провожающий меня взглядом. Нет, я увидела призрака в глубине его глаз, призрака, запертого в прошлом, как была заперта я в своем. Такой же призрак, как я, снова и снова проживающий свое прошлое.

Мне захотелось поговорить с ним, но он исчез, словно его никогда и не было. Интересно, что он тоже то появляется, то исчезает, попавший в ловушку между прошлым и настоящим. Что, если он…

Пригласить мистера Нокса на ужин было моей идеей. Помню, мне хотелось посмотреть, заметит ли Миклош, учует ли мой запах от молодого учителя, разглядит ли торжество в моих глазах. Миклош думал, что он сильнее меня. Считал меня своей собственностью, которую можно любить или не любить – когда как удобнее. Он и понятия не имел, на что я способна. А еще мне нравилось заставлять учителя чувствовать неловкость, пока он сидел за столом напротив нас и гадал, кому из нас что известно. От этого я ощущала властительницей его жизни. После стольких усилий, которые мне пришлось приложить, чтобы защитить себя от мужчин, я стала их хозяйкой. Я буду обладать ими обоими до тех пор, пока не настанет время все прекратить.