И да и нет. Мои самомнение и гордыня послужили причиной несчастий, обрушившихся на меня и мою мать. Но сейчас мной руководило отчаяние. И страх. Потому что Риа была права. Я действительно почувствовал невероятное облегчение, приняв решение не ходить на Забытый остров, где меня ждало нечто, связанное с Песней Видения. Эта Песня преследовала меня как страшный сон, такой же невыносимый, как кошмар, заставивший меня исцарапать собственное лицо в ту одинокую ночь на Ржавых равнинах. Я сомневался в том, что вообще когда-либо смогу постичь Песню Видения со своими бесполезными глазами и несовершенным «вторым зрением». С другой стороны, я был уверен, что для того, чтобы видеть как маг, нужно обладать некими необыкновенными качествами. Которых у меня, разумеется, не было.

И это были еще не самые сильные из терзавших меня страхов. Меня преследовала неотступная мысль: а вдруг окажется ложным предсказание, утверждавшее, что лишь дитя, рожденное от обитателя Земли, сумеет победить Рита Гавра или его слугу Балора? Сам Туата намекнул мне на это. «Пророчество может говорить правду, а может и ошибаться. Но даже если оно верно, истина часто выступает в нескольких обличьях». Получалось, что я не мог твердо рассчитывать на это пророчество, что бы оно там ни значило. Правда была печальной: я не мог рассчитывать даже на самого себя.

Сверху, с обрыва, сорвался булыжник, со стуком покатился вниз и едва не отдавил мне ногу. Подняв голову, я заметил Рию – она как раз скрылась за скальным выступом, который торчал из утеса, словно вырубленный из камня нос. Как странно, подумал я. Нам еще столько карабкаться вверх, почему она решила перелезать через выступ, вместо того чтобы обойти его?

И тут же я увидел ответ на свой вопрос. Скала влажно поблескивала. Вода! Но откуда? Чем выше я взбирался, тем больше мокрых пятен мне попадалось. В щели между двумя камнями приютился лохматый клочок мха – живой, зеленый.

Добравшись до плоской вершины холма, я остановился. Там, меньше чем в десяти шагах от меня, журчал крошечный родник, образовывавший лужицу прозрачной воды. Риа, склонившись над источником, пила воду. Я подбежал к ней, сунул голову в лужу. Когда вода попала в рот, язык лишь слегка защипало. После второго глотка чувствительность вернулась окончательно, и я ощутил прикосновение ледяной воды. Как и Риа, я пил и пил, и мне казалось, что я никогда не утолю жажду после нескольких мучительных дней, проведенных среди мертвых скал. Бамбелви присоединился к нам, рухнул у источника и принялся, тяжело дыша, с хлюпаньем втягивать ледяную воду.

В конце концов я почувствовал, что больше не в силах пить, и обернулся к Рии. Она сидела, прижав колени к груди, и пристально смотрела на полосы облаков, которые заходящее солнце окрашивало в бесчисленные оттенки красного – от розового до пурпурного. Вода капала с волос ей на плечи.

Я вытер с подбородка капли воды и подвинулся к ней ближе.

– Риа, ты думаешь о Балоре?

Она кивнула.

– Я видел его в озере Лица, – сказал я. – Он… я видел, как он убил меня. Заставил меня взглянуть в его глаз.

Она повернула голову. Розовые лучи вечернего солнца ласкали ее кудри, но взгляд был мрачен.

– Я тоже видела Балора в озере Лица. – Она хотела сказать что-то еще, но промолчала.

Я почувствовал, как горло сдавил спазм.

– Мы… нам еще долго осталось?

– Совсем недолго.

– Может, нужно сделать рывок и прийти туда сегодня вечером?

Бамбелви, который устраивал себе среди камней нечто вроде кровати, подскочил на месте.

– Нет!

Риа вздохнула.

– Луна все равно почти не дает света, а нам нужно поспать. Можно заночевать здесь. – Она провела кончиками пальцев по грубым, острым краям камней, потянулась ко мне и подцепила указательным пальцем мой палец. – Мерлин, мне страшно.

– Мне тоже. – Я проследил за ее взглядом, устремленным к горизонту. Небо над зазубренными скалами было алым, как кровь. – Когда я был маленьким, – тихо добавил я, – иногда случалось так, что я не мог заснуть от страха. И всякий раз в такую ночь мама делала все, чтобы успокоить и утешить меня. Она рассказывала мне какую-нибудь историю.

Палец Рии крепче сжал мой палец.

– Правда? Это чудесная мысль, рассказать историю, чтобы прогнать страх. – Она вздохнула. – А все матери так делают?

– Да, – очень тихо ответил я. – По крайней мере, такие, как она.

Риа ниже склонила голову, и ее волосы заблестели в алых лучах заката.

– Как мне хотелось бы тоже… сохранить воспоминания о маме, которая, наверное, когда-то рассказывала мне сказки и истории. Чтобы вспоминать их сейчас.

– Мне очень жаль, что у тебя этого нет, Риа. – Я с трудом сглотнул комок в горле, мешавший мне говорить. – Но есть одна вещь, которая, может быть, не хуже, чем рассказы матери.

– Да?

– Это рассказы и истории, услышанные от друга.

Она слегка улыбнулась.

– Мне бы очень хотелось послушать их.

Я посмотрел на небо: над головой мерцала первая вечерняя звезда. Тогда я откашлялся и начал:

– Однажды, давным-давно, жила на свете мудрая и могущественная богиня по имени Афина.

Наступила холодная, темная ночь. Слушая мою историю, Риа задремала, но я лежал без сна, ворочаясь на жестких камнях. Некоторое время я рассматривал небо на западе, вспоминал Гври Золотые Волосы, но мой «внутренний взор» постоянно возвращался к призрачной тени убывающей луны. Когда придет утро, у нас останется всего два дня.

Всю ночь я дрожал от холода на открытом уступе, среди голых скал без единого деревца. И от мысли о безжалостном глазе Балора. Я знал, что встретить его взгляд хотя бы на миг – значит умереть. Меня преследовала картина, увиденная в водах озера Лица. Когда меня на несколько минут одолевал сон, я вздрагивал и отмахивался.

Я очнулся, когда первые лучи солнца коснулись каменистого склона горы. Ни щебет птиц, ни шуршание зверей не приветствовали наступления утра. Лишь ветер завывал среди суровых мертвых скал, издавая долгие, тоскливые стоны. Я неловко потянулся, расправил затекшие руки и ноги. Между лопаток пульсировала сильная боль. Я склонился над лужицей у источника, подернутой по краям тонким слоем льда, и попил.

Промерзшие до костей, голодные и мрачные, мы отправились в путь. Риа с суровым, неподвижным лицом шагала по острым камням, ее башмаки, сплетенные из коры, почернели от угольной пыли. Она без единого слова вела нас на восток, навстречу рассвету. Но никто из нас не остановился даже на минуту для того, чтобы полюбоваться восходом солнца и небом, окрашенным в ярко-оранжевый и розовый цвета. Погрузившись каждый в собственные невеселые мысли, мы продолжали идти в гору в полном молчании. Несколько раз камни срывались со склона у меня под ногами, и я сползал вниз. Один раз я упал, больно ударился и поранил колено об острый выступ.