В литературе встречается много фактов, свидетельствующих о контактах четы Скоблиных с семьями Кутепова и Миллера еще по периоду Галлиполи. Эта дружба продолжилась и в Париже.

РОВС для руководства Советской России представлял опасность не только чисто идеологическую, но и военную, способную мобилизовать белые кадры для похода на Москву. Соответствующие начальники ВЧК, а затем ОГПУ, кроме того, видели в «Парижском монстре» источник активизации разведывательных, диверсионных и террористических поползновений, а поэтому скоро получили задание на нейтрализацию Белого союза. Для этого нужна была преданная агентура.

* * *

Ярким солнечным августовским днем в кабинете начальника 1-го отдела ИНО ОГПУ Серебрянского сидел некий гражданин по фамилии Ковальский. Он внимательно слушал инструктаж своего оперативного начальника, часто щурясь от лучей солнца, заглядывающих в окно. Когда последний инструктаж закончился, хозяин кабинета вежливо спросил:

— Петр Георгиевич, вам в целом понятна миссия, которая, я думаю, должна завершиться удачно?

— Яков Исаакович, то, что я прочел у вас о моем бывшем друге по ударному батальону, и то, что я услышал из ваших уст, позволяет мне сделать предположение, что и Скоблин и Плевицкая созрели для идеи помогать нам. Они, с одной стороны, на финансовом дне, с другой — ностальгия толкнет их сделать все, что нужно нам в ответ на приезд в Россию, — заключил чекистский агент. — Тем более у меня будет мой главный козырь — «вербовочное» письмо брата Скоблина.

— Хотя мы и подготовились как следует, нельзя забывать о факторе времени и человеке. Да, время лучший учитель, но, к сожалению, оно убивает своих учеников. Человек подвластен постоянному влиянию внешней среды. То, что было вчера, сегодня может измениться до неузнаваемости. Поэтому — осторожность и еще раз осторожность при вербовке…

Главное, убеждайте его, что он нужен не столько для ОГПУ, сколько для РККА как воин, как специалист, как, возможно, в будущем красный полководец. Не скупитесь в красках при зарисовках будущего. Если он заинтересуется Россией, расскажите на примере генерала Слащева, что Советская власть ему все простила и хорошо устроила. А расстрелять — это только поднимать международную шумиху.

Надо отметить, что значительная часть рядового и офицерского состава белых армий за границей испытывала чувство ностальгии о покинутых городах и селах, родственниках и семьях. Манила далекая своей близостью сердцу Родина. В их среде возникло желание вернуться в Россию. Особенно эти чувства стали разрастаться после принятия ВЦИК 7 ноября 1921 года Декрета об амнистии. Русская эмиграция за границей 6 мая 1922 года создала патриотическую организацию «Союз возвращения на Родину», так называемый «Совнарод». Плевицкую неоднократно видели в помещении «Совнарода».

Она часто вспоминала о своих концертных успехах в России и, оказавшись против своей воли в эмиграции, не раз убеждала мужа последовать примеру некоторых его соратников по Белому движению, в частности, генерала Слащева, который, покинув зарубежье и приехав в Москву, стал преподавателем Военной академии.

— Коля, у нас там будет лучшая жизнь, я могу, как народная певица, легко устроиться и даже продвинуть тебя по военной службе, — убеждала Надежда.

— Нет, Наденька, не могу я сегодня сделать этот шаг. Они, красные, не простят мне пролитой их крови. Да и все мои однополчане живут в Париже, не помышляя о переездах.

— Глупости! Забвение — непременное условие времени, — заметила жена.

— Хм, я понимаю, что забвение — это вторая смерть, которой великие натуры страшатся больше, чем первой, — попал в точку рассуждений супруги.

— Умирает любовь от усталости, а хоронит ее забвение. — Надежда повернула голову в сторону Николая и впилась карими очами в его усталые глаза. Ее взгляд оказался настолько холоден, что он на мгновение даже вздрогнул и отвернулся.

— Время покажет, — смягчил свою позицию Скоблин.

* * *

Петр Георгиевич Ковальский с целью вербовки генерала Скоблина и его жены Плевицкой ранней осенью, а точнее, 2 сентября 1930 года поздно вечером прибыл поездом в Париж из Вены. Выйдя на привокзальную площадь, он остановил такси и попросил отвезти его в отель в Мон-Сени. Номер в гостинице ему был заказан заранее людьми, близкими к резидентуре ГПУ в Париже.

Видно было, что новый постоялец нервничал. Ночь провел в раздумьях о том, как встретит его сослуживец, ведь сколько воды утекло, — десять лет не виделись! Лежа в постели и уставившись в потолок, он перебирал в памяти не столько дни совместной службы, сколько строил прогнозы на завтрашний день. Как он встретит его? Примет ли с распростертыми объятиями или с генеральской чванливостью холодно ответит вчерашнему подчиненному штабс-капитану Ковальскому? А как поведет себя, если предложить ему поработать на новую Россию? Потянет в полицейский участок, изобьет или примет предложение и согласится работать на СССР?

Обрывки коротких вопросов оставались без ответа и не давали уснуть. Поэтому ночь прошла в каком-то кошмаре, сделавшем его под конец ночи не отдохнувшим, а обессиленным, разбитым. Однако утром, освежившись холодной водой и с удовольствием перекусив в отеле, он покинул место ночного приюта.

Кто же такой этот вербовщик?

Сын железнодорожника, выпускник Одесского военного училища 1915 года в звании прапорщика. Летом того же года оказался на фронте. Через год он уже штабс-капитан. Чем не баловень судьбы — за полтора года он получил три чина. Его мужество и решимость были отмечены восемью орденами и медалями. Трижды получал ранения, но каждый раз возвращался в родную часть.

Штабс-капитан Петр Ковальский познакомился со Скоблиным в 1917 году при формировании Отдельного ударного отряда 8-й армии, затем они вместе служили в Корниловском ударном полку. Потом с остатками отступающей Добровольческой армии он оказался на территории Польши и был интернирован. Работал в Лодзи ночным сторожем, затем в строительной конторе техником-смотрителем. Советской разведкой был завербован в 1921 году. В Россию вернулся в 1924 году проверенным на лояльность к Советской власти.

В своей автобиографии он писал:

«От бессознательного монархиста под влиянием исторического хода событий, окунувшись во всю грязь белого движения всех оттенков, перешел на платформу Советской власти и отдал себя всецело в распоряжение ее передового авангарда — органов ГПУ».

Зная заранее место проживания Скоблина и Плевицкой, он под вечер поездом добрался до станции Озуар-лаФеррьер. Нужный дом нашел быстро, но на звонок никто не ответил. «Неужели уехали надолго отдыхать? — подумал Петр. — Но ведь меня предупредили, что семейство на месте». Не прошло и пяти минут, как подъехала автомашина с открытым верхом. Из нее вышел мужчина в сером костюме, ладно сидевшем на его фигуре. Он подал руку даме и тут увидел своего давнего сослуживца.

— Наденька, — воскликнул он радостно, — это же Петя, о котором я тебе рассказывал.

Молодой человек сделал шаг вперед и по-военному склонил голову на грудь: