Меняя стиль своего изъяснения на тот, который будет угоден моей семье, лишь подчеркивает свою настойчивость. И все равно, то ли выглядит, то ли звучит поразительно порочно. А может все вместе, это ведь Чарушин.

Сгребая пальцы в кулаки, судорожно врезаюсь ногтями в кожу. Нормально функционировать не могу, но кое-как удается хватать короткими рывками кислород.

У родителей, что не удивительно, тоже никаких слов не находится. С тем же одичалым потрясением наблюдают за тем, как Артем шагает ко мне и протягивает цветы.

– С Днем рождения, Лиза.

Второй раз замечаю его переживания, когда он, впиваясь в меня напряженным взглядом, несколько раз нервно кусает губы.

– Примешь? – голос звучит гораздо ниже.

Не сразу понимаю, что имеет в виду букет. Я не в состоянии на нем сосредоточиться. Инстинктивно протягиваю руки и принимаю увесистую тяжесть цветов. Чарушин в это же мгновение умудряется незаметно перехватить мою ладонь и с какой-то выразительной значимостью стиснуть мои пальцы. Такая сильная волна по телу от этого посыла несется, вздрагиваю.

– Спасибо, – шепчу, осознавая, что это может быть концом.

На родителей не решаюсь смотреть. Впитываю взгляд Артема. Да и не только взгляд… Каждую черточку его лица, все мимические движения – то, как он меняется, что выражает. Это непристойно, однако, остановиться я уже не могу. Мир исчезает.

– Выйдешь со мной? На пару минут, – шепчет он. Я лишь глаза расширяю. Чарушин понимает. На моих родителей смотрит куда уверенней, чем на меня. – Могу я забрать Лизу? Пожалуйста. Клянусь, что ничего плохого в отношении нее себе не позволю, – ускоряется, но решительности не теряет, даже в гнетущем молчании моих родителей. Я… Я им восхищаюсь больше, чем когда-либо. – Пятнадцать минут и она зайдет.

Отец как-то странно кивает. Мое сердце разгоняется от радости. Но в следующее мгновение так же резко разбивается.

– Это абсолютно недопустимо, – холодно отрезает он.

– Почему? – выдыхает Артем достаточно сдержанно.

Мама, отмерев, будто прибивает его тяжелым взглядом. Частично достается и мне. Но по большей части все же основная волна возмущения прилетает Чарушину.

– Послушайте, молодой человек, – чеканит каждое слово. – Я не знаю, кто вы такой, откуда взялись и как посмели прийти в наш дом, – выливает на него такую тонну осуждения, что мне больно становится. – Должно быть, вы не осознаете, насколько вызывающе, вульгарно и даже бесстыже выглядите. Вынуждена вас об этом известить, – едва не давится какой-то совершенно необъяснимой для меня злостью. – Лиза никогда никуда с вами не пойдет. Впредь, пожалуйста, не смейте ни к ней, ни к этому дому приближаться. Мы вам не рады, – размазывает с ошеломляющей меня жестокостью. Чувствую, как грудь захлестывает обида за Чарушина. Чем он заслужил такой прием? Чем хуже того же Павла? Почему так? Пылающие щеки опаляют не менее горячие слезы. Я вся киплю, хотя сама еще не понимаю, какой корень у этих эмоций. – Кроме того, – добивает мама. – Лиза засватана и скоро выйдет замуж. Надеюсь, вы понимаете, насколько это серьезно. Будьте добры, сейчас же покинуть наш дом.

– Мама!

Я бы хотела, чтобы этот выкрик принадлежал мне. Но я, конечно же, никогда не осмелилась на что-то подобное. Выступает Соня.

– Как так можно?

– Это еще, что такое? – багровеет мама, переключаясь на растрепанную в своих эмоциях Сонечку. – Мигом в свою комнату, бесстыдница!

– Это вам должно быть стыдно! – выдыхает сестра с каким-то заразным отчаянием.

Только Чарушин ее останавливает. Ничего не говорит, но за руку ловит. Отпихивая себе за спину.

– Чем я плох? Можно конкретно, – призывает маму к подробному объяснению.

Голос становится тверже и гуще. Взгляд запредельно настойчивым. Если и задело его, никак не выдает. Уверенный, смелый, сильный… Потрясающий Чарушин!

Только мама, к моему ужасу, еще строже хлещет:

– Никаких отчетов мы вам давать не обязаны. Пусть вашим воспитанием занимаются ваши родители! Уходите, пока мы не вызвали полицию.

– Артем, пожалуйста… – с огромным трудом заставляю себя вмешаться. Мне просто мучительно все это слушать. Не хочу, чтобы его обижали. Сделать ничего не могу, но и слушать невыносимо. – Уходи… Я прошу тебя…

Вот после этого в нем происходит надлом. Под гнетом маминого осуждения держался спокойно, мою же просьбу воспринимает, как удар. Вижу, как в его темных глазах разливается боль такой силы, что меня накрывает. Обнимает черным горящим покрывалом. Задыхаюсь и сгораю.

Чарушин же тяжело сглатывает и, резко тряхнув головой, разворачивается к двери. Уходит, громко хлопая дверью.

Я медленно передаю букет Соне. Заторможенно моргаю. Судорожно вдыхаю. И, будто кто меня по спине кнутом стеганул, срываюсь с места. Не слышу, что кричит мама. Бегу за ним. За своим Чарушиным. Ему ведь так больно. В эту секунду не могу игнорировать. Легче самой умереть. За него.

Настигаю, когда Артем уже открывает машину. Едва оборачивается, влетают ему в грудь. Обхватывая руками, прижимаюсь. Только в этот миг осознаю, что дрожим. Оба. Он – яростно и мощно. Я – безумно отчаянно.

– Не слушай их… Ты самый лучший! – выпаливаю, прижимаясь губами к дергающемуся кадыку. Преступно ворую тепло его кожи, запретный запах и все эмоции, которые можно ощутить. – Прости… Прости… Прости… – не могу остановиться. Мне хочется забрать все, что у него есть, и навсегда поселиться в нем лично. – Прости…

Тогда не пришлось бы возвращаться домой. Никогда. Но самое главное – не было бы больше разлуки.

– Лиза! – звенит позади меня, как ток. Прицельно влетает мне в затылок. – Немедленно зайди в дом!

Наверное, такой злой мама никогда прежде не была. Я всех довожу до крайности. Но как остановиться?

– Хотел тебя поздравить нормально, – шепчет Чарушин. Я впитываю каждую нотку его хриплого, взволнованного и любящего голоса. – Соня сказала, что ты маленькой хотела одну куклу… – говорит так, будто, как и я, задыхается. Грудь часто и высоко вздымается. Дыхание горячими клубами срывается. И не мороз тому причиной, Чарушин сам по себе огненный. – Я ее нашел…

Отстраняется на мгновение, чтобы нырнуть в салон и так же быстро возвратиться уже с пестрой розовой коробкой, в прозрачном окошке которой я вижу фигурную и стильную куколку Барби, о которой грезила в детстве. Натужно вдыхаю и перевожу взгляд на Артема. Он нервно скользит языком по губам и напряженно смотрит на меня.

– Мне кажется, очень на тебя похожа. Я хочу, чтобы ты знала, что в ней нет ничего непристойного, – припоминает давние слова моей мамы.

Сонечка, боже… Зачем? Как мне это пережить? Этот его поступок… Он меня сражает сильнее всякого «люблю». А уж следующие слова…

– Хочу, чтобы она у тебя была. Чтобы у тебя… – шумно срывается Чарушин. Но уже через секунду втягивает новую порцию кислорода и с невероятной горячностью заканчивает: – Я хочу, чтобы у тебя все было. Все, что ты хочешь, Лиза.