Осторожно, поддерживая голову ладонями, Джордан перевернул пострадавшего на спину, чтобы он мог дышать. Лицо Пикеринга превратилось в кровавое месиво из запекшейся крови и пыли, со щеки свисал лоскут кожи, но глаза были широко раскрыты. Несмотря на полностью обмякшее тело, Пикеринг был в сознании. Он посмотрел на Джордана и шевельнул губами.

– Джорди, я ничего не чувствую, совсем ничего. Все онемело – руки, ноги, абсолютно все.

На растянутом одеяле его отнесли в лагерь и бережно уложили на узкую железную койку в спальне рядом с комнатой Родса.

Через час приехал доктор Джеймсон. Увидев, что Джордан промыл и перевязал раны, он одобрительно кивнул:

– Хорошо. Кто тебя научил? – Доктор не стал дожидаться ответа. – Пойдем, мне нужна твоя помощь.

Он передал Джордану саквояж, снял сюртук и закатал рукава рубашки.

– Выйдите, – велел доктор Родсу. – Не мешайте нам.

Осмотр занял всего несколько минут: пострадавший оказался полностью парализован ниже шеи. Доктор посмотрел на Джордана и, убедившись, что находится вне поля зрения Пикеринга, покачал головой.

– Я сейчас вернусь, – сказал он. – Мне нужно поговорить с мистером Родсом.

– Джорди, – с трудом прошептал Пикеринг, как только Джеймсон вышел. Юноша нагнулся поближе. – Шея, у меня сломана шея.

– Нет.

– Молчи. Слушай. – Пикеринг нахмурился, недовольный тем, что его прервали. – Пожалуй, я всегда знал, что это будешь именно ты – так или иначе. – Он осекся, на лбу выступил пот. Пикеринг снова приложил огромные усилия и продолжил: – Я думал, что ненавижу тебя. Теперь уже нет. Не осталось времени для ненависти.

Больше он не сказал ни слова – ни ночью, ни на следующий день. На закате, когда жара в крошечной комнатке с железными стенами немного спала, Пикеринг открыл глаза. Он ужасно исхудал: тонкие кости лба и скул просвечивали сквозь прозрачную кожу, глаза почернели и запали.

Родс наклонился над ним, приложив ухо к сухим побелевшим губам. Шепот был едва слышен – легкий, как шорох опавшего листочка. Джордан не уловил слов, но Родс зажмурился, словно от невыносимой боли.

– Да, – прошептал он почти так же тихо, как умирающий. – Да, Пиклинг, я знаю.

Родс открыл глаза – в них блестели слезы. Его лицо пошло багровыми пятнами.

– Джордан, он умер, – всхлипнул Родс и прижал руку к груди, точно пытаясь удержать разрывающееся сердце.

Нарочито медленно он наклонился и поцеловал разбитые мертвые губы.

Зуга подумал, что голос почудился ему во сне – нежный, тихий и в то же время дрожащий, полный мольбы. Зуга проснулся, но голос все еще звучал; вдобавок в окно у изголовья осторожно постучали.

– Иду, – так же тихо ответил Зуга, не спрашивая, кто это, – и так ясно.

Он торопливо оделся в полной темноте, инстинктивно чувствуя, что нельзя зажигать свечу, взял сапоги и вышел на веранду.

Зуга бросил взгляд на луну – уже за полночь – и повернулся к темной сгорбленной фигуре, прижавшейся к стене.

– Вы одна? – испуганным шепотом спросил он.

– Да. – В голосе явственно звучали боль и отчаяние.

– Вам не следовало приходить – тем более одной, миссис Сент-Джон.

– Мне некуда больше идти.

– Где Мунго? Где ваш муж?

– Он попал в беду, с ним произошло ужасное несчастье.

– Где он?

– Я оставила его за перекрестком дороги, ведущей к Кейптауну. – Она осеклась и шумно выдохнула: – Он ранен, очень серьезно ранен!

Луиза повысила голос – того и гляди разбудит весь дом. Зуга взял ее за руку, чтобы успокоить, и женщина мгновенно прижалась к нему. Ошарашенный прикосновением, Зуга не посмел отстраниться.

– Я боюсь, Зуга! Боюсь, что он умрет! – Она впервые назвала его по имени.

– Что стряслось?

– О Господи! – Луиза разрыдалась, прижимаясь к нему, и Зуга понял, что дело плохо.

Обняв Луизу за талию, он повел ее на кухню, усадил на жесткий деревянный стул и зажег свечу. Увидев лицо женщины, Зуга остолбенел: бледная, дрожащая, волосы растрепаны, на щеке грязь, глаза покраснели и налились кровью.

Он налил в чашку густого, как сироп, кофе и плеснул туда бренди.

– Выпейте!

Луиза поперхнулась крепкой черной жижей, но отчасти пришла в себя.

– Я не хотела пускать его, пыталась остановить. Мне это осточертело! Я сказала ему, что с меня хватит, надоело врать и притворяться. Постоянный позор, жизнь в бегах…

– Ничего не понимаю! – резко заявил Зуга.

Луиза глубоко вздохнула.

– Сегодня вечером Мунго должен был встретиться с одним человеком, который обещал принести алмазы – на сто тысяч фунтов. Мунго заплатил бы за них всего две тысячи.

Лицо Зуги окаменело. Он уселся напротив Луизы и посмотрел ей в глаза. Выражение его лица испугало женщину.

– Господи, Зуга! Я знаю! Думаете, мне это нравилось? Я слишком долго мирилась с обманом, но Мунго пообещал, что это в последний раз!

– Продолжайте! – велел Зуга.

– У Мунго не было двух тысяч. Мы остались без гроша, с несколькими фунтами в кармане.

Зуга не выдержал:

– А как же кредит на полмиллиона фунтов стерлингов?

– Подделка, – тихо ответила она.

– И что случилось?

– У Мунго не было денег заплатить за алмазы, и я знала, что он собирается сделать. Клянусь, я пыталась остановить его!

– Верю.

– Он договорился о встрече сегодня вечером, возле дороги на Кейптаун.

– Вы знаете имя человека, с которым должен был встретиться Мунго?

– Кажется, да. – Она провела рукой по лицу. – Он цветной, гриква, Генри… нет, Хендрик… как же его?

– Хендрик Наайман?

– Да, точно, Наайман.

– Это ловушка для нелегальных скупщиков алмазов.

– Ловушка полиции?

– Да.

– О Господи, все еще хуже, чем я думала!

– Что произошло? – спросил Зуга.

– Мунго оставил меня на перекрестке и поехал на встречу один. Сказал, что ему потребуется защита, и взял пистолет. Он поехал на моей лошади, на Метеоре. Потом я услышала выстрелы. – Луиза отхлебнула кофе и закашлялась от горького вкуса. – Он вернулся. Его ранили, и Метеора тоже. Они не в состоянии ехать дальше. Зуга, они оба серьезно пострадали! Я спрятала их у дороги и помчалась к вам.

– Мунго убил его? – резко спросил Зуга.

– Не знаю. Мунго сказал, что тот, другой, выстрелил первым и ему пришлось защищаться.

– Мунго попытался взять его на мушку и забрать алмазы, не заплатив, – догадался Зуга. – Однако Наайман – опасная личность.