Эрик даже воздел глаза наверх, будто из всех них он тут самый ярый верующий.

– Это еще не все, – продолжал Макс.

– Кто? – тут же спросил Рудольф.

– Они нашли Марка, Амелию и Джака с двумя его сподручными, – уже грустнее ответил Макс.

Мужчины терпеливо выжидали, пока Макс закончит.

– Марк – в реанимации центральной больницы, – телохранитель едва заметно набрал воздух в грудь. – Остальные – в морге.

Мужчины тяжело выдохнули и закрыли глаза, пытаясь принять сей ужасный факт.

– Твою мать, – слабо выругался Роберт.

С минуту все молчали, уставившись в пол. Наконец, Эрик поднял глаза и тихо произнес:

– Спасибо, Макс. Продолжай сидеть на телефоне.

Телохранитель кивнул и вышел из кабинета.

Эрик медленно опустился в кресло.

– Кто ему скажет? – спросил Рудольф.

Дэсмонд, как всегда, находился в стане своих верных псов. Он не любил отсиживаться в удобных креслах, предпочитая работать в поле со своими солдатами. И сейчас он группировал отряды бойцов, включая албанскую подмогу, прибывшую в город днем, и распределял их по важным стратегическим объектам, понимая, что хоть война и закончена, но опасность продолжает нависать над ними. Разъяренные проигрышем банды наверняка планируют жалкие попытки атаковать склады или точки продаж, так сказать, предсмертные агонические крики повстанческого движения. Поэтому опьяняться победой сейчас было не во время.

– Я скажу, – ответил Эрик, – но позже. Пусть подстынет чуток.

***

За окном сверкали молнии, и раскатисто гремел гром. Толстые капли сползали по стеклу, за которым бушевал сильный ветер. Он безжалостно сотрясал кленовые деревья, высаженные вокруг Центральной городской больницы, ломал зонты в руках упрямых репортеров, день и ночь дежуривших возле главного входа. Как бы Саше хотелось, чтобы их всех, вообще, унесло ураганом.

Саша очнулся сегодня в обед. Доктор сказал, что ему крупно повезло выжить после того, как его изрешетили семь пуль.

– Видимо, у Вас были веские причины на то, чтобы остаться в живых, – добавил тогда доктор.

Он был прав. Причины были. А теперь их больше нет.

Амелию нашли вчера в морге. Мориц сообщил об этом. Она погибла в перестрелке от рук банды Ва Чин – трупы ее членов нашли возле Амелии и Джака. Больше Мориц не сказал ничего, он был слишком подавлен. А Саше не хотелось больше ничего слышать.

Он непростительно оплошал. Он подвел свою женщину, и ему больше не хотелось жить. Знал бы он о том, что Амелии больше нет в живых, когда хирурги резали его тело, пытаясь вырвать из рук смерти, он бы не позволил им вытащить его с той стороны. Но на тот момент у него, действительно, была причина жить – он хотел поскорее проснуться и с новыми силами броситься на поиски Амелии и защитить ее. Он давал ей клятву, и не сдержал ее. Разве он может оставаться после этого солдатом? Другом? Мужчиной? Она доверила ему свою жизнь, а он не справился. Она умирала там на седьмом этаже, пока он спасал незнакомых ему людей. Саша ненавидел себя. Саша хотел умереть.

Его щеки щипало от соленых слез. Он удивился им, потому что до сих пор не знал, что умеет плакать. Он знал Амелию меньше всех: меньше Морица, меньше Дэсмонда, но почему-то был стойко убежден в том, что для него она значила гораздо больше, чем для них. Амелия была для него всем: подругой, любовницей, сестрой, а порой и матерью. Он нашел в ней все, что искал в других. Порой она была жестока и даже бессердечна, но обо всем этом Саша помнил мало. В памяти сохранилось только хорошее. Амелия всегда хвалила его за то, что он не злопамятен, и в то же время корила его за эту слабость. По ее мнению, простодушные не выживали в их мире, потому и распяли Иисуса.

Вместе с Морицем пришли люди Эрика, которые хотели отвезти его в безопасное место. Но Саша отказал. Тогда ему приставили двух патрульных офицеров. Но он и их послал к черту. Теперь доступ в его палату был открыт для всех. Любой мог зайти к нему и довершить начатое – пустить пулю в затылок. Он даже сидел специально так, чтобы ничего не смутило нападающего: в кресле-каталке лицом к окну и спиной к двери. Кто-нибудь, пожалуйста, убейте его. Но раз за разом дверь открывалась только для того, чтобы доктора и медсестры проверяли его состояние. Он и их слал к черту, не позволяя прикоснуться к себе, когда они хотели взять анализы. Он отключил себя от всех систем жизнеобеспечения. Как оказалось, дополнительный кислород ему был не нужен – он прекрасно дышал сам, переливание крови тоже – пока он спал, он получил достаточное ее количество. Саша даже расстроился, что нет такого раненого органа, который можно было отключить, выдернув шнур из розетки. Но спустя пару часов оказалось, он ошибся.

После сложной операции ему был необходим гемодиализ. И теперь он чувствовал, как ему становится хуже. Голова наливалась тяжестью, его тошнило, стало тяжело дышать. Но Саша испытывал лишь облегчение от своеобразного самобичевания за собственный провал. Он умрет здесь, и никому не позволит его спасти. Смерть – это все, что нужно для исцеления его души.

Сзади открылась дверь. В отражении окна Саша увидел привычный белый халат. Сейчас с ним снова начнут проводить психологические беседы о необходимости вернуться в кровать и позволить докторам вылечить его и поставить на ноги.

И снова: идите к черту!

– Быстро ты перебрался в кресло, – произнес женский голос.

Каким бы равнодушным Саша не хотел остаться, ее голос заставил напрячься.

Она подошла к нему со спины и остановилась чуть позади. Он увидел ее в отражении: исцарапанное лицо с синяками и ссадинами, затянутые в хвост светлые волосы. Саша понял, как ей удалось так быстро поставить диагноз своему отцу там, в подземном коридоре. Она была врачом.

– Папа не такой живчик, как ты. Он до сих пор спит, хотя из него достали всего один патрон, а не семь.

Ее мягкий голос был словно вымазан в меду, такой же тягучий и приятный.

– Я знаю, ты потерял там дорогого тебе человека. Мне сказали об этом доктора.

Ребекка положила руку на его плечо. Профессиональный навык врача тут же определил высокую температуру тела. Но Ребекка не подала виду, что озабочена. Ей нужно было вести диалог по очень хитрому руслу, если она хочет заставить его вернуться в постель.

– Ты, наверное, ждешь, что я стану соболезновать сейчас. Так ведь принято.

Ребекка посмотрела в окно и поймала в нем отражение его лица. Он смотрел на нее.

– Но я не стану.

Саша не смог сдержать эмоции и слегка нахмурился.

– Потому что если бы ты не пошел с нами, я бы не выжила. Никто бы из нас не выжил. Мой отец уже стар, и в одиночку вывести столько людей из западни ему было бы не под силу. Черт, да ему и с тобой в паре это не удалось. Лежит там наверху едва дышит.

Голос Ребекки слегка надломился. Она пыталась казаться храброй и веселой, но это давалось ей с трудом, ведь она потеряла мать, и едва не потеряла отца.