— Когда прибудет ваш старший брат, мне понадобится поговорить с ним о том, как распорядиться домом в Хобсоне. Не знаю, хочет ли он предоставить это поверенному Питера. Даже не знаю, известно ли им об этом имуществе.

— Лучше предоставьте это мне. Я об этом позабочусь. Думаю, этого хотел бы Питер. У Эдвина будет достаточно хлопот теперь, когда Питер мертв. Мне сказали, бабушка восприняла новости очень тяжело. А тут еще… — Он прочистил горло.

Ратлидж дал ему время взять себя в руки и сказал:

— Я должен исполнять свой долг, каким бы неприятным он ни был для меня и для семьи в такое время. Дознание захочет рассмотреть душевное состояние вашей жены.

— Ее душевное состояние? Господи, я ведь еще ничего не рассказал ни брату, ни сестре, ни Мэри, не знаю, какие найти слова, чтобы сообщить моему сыну о смерти его матери, а вы говорите о дознании! Черт возьми, неужели у вас нет понятия о приличиях?

— Это не вопрос приличий. Вы даете мне разрешение навести справки о душевном состоянии вашей жены?

— Делайте, что считаете нужным. Только оставьте меня в покое. — Теллер встал, чтобы наполнить свой стакан, посмотрел на янтарную жидкость и с отвращением отодвинул бутылку.

Ратлидж понимал, что он вспоминает пьянство своего брата Питера.

— Ваш брат всегда пил так много, как в то недолгое время, что я знал его? — спросил Ратлидж.

Изменение темы заставило Уолтера раздраженно нахмуриться.

— Должно быть, он испытывал невообразимую боль. Но нет, он был более воздержан. А что это меняет теперь?

— Вы бы сказали, что он стал пить больше, когда вернулся из Хобсона?

— Слушайте, Питер мертв, и вы не можете арестовать мертвеца. Какое значение сейчас имеет его пьянство?

— Он явился катализатором смерти Флоренс Теллер. Кое-что из этого должно всплыть на дознании по поводу ее убийства. Я бы хотел знать, почему он отправился повидать свою жену после долгого молчания и что она сказала ему, заставившее умчаться в такой спешке, что он забыл свою трость, которая стала орудием убийства.

Было очевидно, что Уолтер Теллер не думает о дознании в Хобсоне и о том, что оно может обнаружить.

— Боже, неужели это никогда не кончится? Убирайтесь отсюда, Ратлидж! Я потерял брата и жену. Оставьте меня в покое!

Ратлидж отправился на поиски Молли. Она была в кухне, и когда он шел по коридору, то слышал, как экономка тихим печальным голосом напевает траурные гимны, постукивая кастрюлями и сковородками.

Он долго возился с дверью в кухню, давая ей время взять себя в руки.

Молли быстро повернулась.

— Я думала, это мистер Теллер. Не знаю, что сказать ему. Сначала капитан, а теперь миссис Дженни. Как бедняга перенесет этот удар? И что подумает мастер Гарри, бедный ягненочек? Он обожал мать. Это такой нежный возраст. Вы послали за его тетей, мисс Бриттингем? Ей придется пока остаться здесь. Он будет нуждаться в ней. Она должна была остаться и после гибели капитана, ради миссис Дженни.

— А почему она уехала?

— Все ссорились и хлопали дверьми. Это было после вашего отъезда. Мисс Бриттингем заявила, что с нее довольно, и отправилась домой. Миссис Дженни слегла с головной болью. Так она сказала, но я думаю, это был предлог, чтобы уйти.

— Какие комнаты миссис Теллер чаще использовала для своих личных целей?

— Ей нравилась спальня, где родился мастер Гарри. Комната светлая и уютная, поэтому иногда, когда мистера Теллера не было дома, она спала в ней. И конечно, детская. Она проводила там много времени. Когда два года назад няня уехала и мастер Гарри отправился в местную школу, она сидела с ним там и помогала ему с уроками. Старую комнату няни миссис Дженни превратила в свою гостиную. Она могла отдыхать там и слушать, как Гарри играет, занимается или спит. По ее словам, нежное детское дыхание было самым мирным звуком на свете.

Говоря, Молли продолжала работать, ее руки были заняты приготовлением чая, яиц и тостов.

— Никто не рассказал мне, как умерла миссис Дженни, — сказала она, подняв взгляд.

— Очевидно, от чрезмерной дозы лауданума, — отозвался Ратлидж. — В стакане молока.

— Ну, это все объясняет.

— Что именно?

— Немного молока пролилось прошлой ночью. Кто-то согревал его. Должно быть, миссис Дженни не могла заснуть. Казалось странным, что она оставила пролитое молоко и кастрюлю. Миссис Дженни всегда была аккуратной с такими вещами. Она любила, чтобы в кухне все блестело. Ей нравилось, что еда для Гарри готовится в чистоте. — Молли снова всхлипнула. — Хотите чашку чаю, сэр?

Ратлидж поблагодарил экономку и удалился, не желая мешать ее горю.

Вернувшись в спальню, где лежала Дженни Теллер, он снова окинул взглядом комнату и понял, что имела в виду Молли. Здесь ощущалась теплота, в которой нуждалась женщина в минуты эмоционального напряжения. Комфорт, который отсутствовал в главной спальне.

Ратлидж открывал одну дверь за другой, пока не нашел детскую. Это была большая яркая комната, наполненная детством — начиная от колыбели и до лошади-качалки, деревянного поезда и яхты, которую, должно быть, подарил дядя Эдвин, проектирующий такие вещи. Очевидно, яхта великолепно плавала в пруду. Гарри был аккуратным ребенком — большая часть его игрушек была в хорошем состоянии и не разбросана где попало. Единственному ребенку в семье нечего было беспокоиться, что кто-то отберет его любимую игрушку.

Следующая комната была спальней мальчика с узкой койкой у стены, креслом-качалкой и скамеечкой для ног. Шкаф был полон одежды. Фотографии отсутствовали, и Ратлидж вспомнил, что их не было и в спальне Дженни. Но когда он открыл следующую дверь — бывшую комнату няни в детских апартаментах, — то сразу нашел их.

На сине-розовом ковре застыли игрушки — маленький жираф с зелеными стеклянными глазами, санки с сидящей в них игрушечной собакой и зеленый мяч.

Под окном стояли письменный стол и стул во французском провинциальном стиле, но Ратлиджа заинтересовал круглый столик рядом, покрытый зеленой парчой и заставленный серебряными рамками.

Он пересек комнату, чтобы взглянуть на них.

Ратлидж узнал Дженни и ее сестру Мэри в детском возрасте у моря и у лондонского Тауэра. Пара взрослых, очевидно, была родителями Дженни. Три сына Теллеров стояли рядом с их сидящей сестрой, робко уставясь в камеру. Питер и Уолтер в университете. Эдвин с женой, покидающие церковь после венчания. Сыновья и дочь Теллеров, сидящие перед рождественской елкой в холле этого дома. И более дюжины фотографий маленького мальчика, отмечающие различные стадии его жизни. Ребенок на руках у матери с закрытыми глазами. Идущий держась за материнскую руку, качающийся на лошади, играющий на лужайке с зеленым мячом, который Ратлидж только что видел.

Летопись семейного счастья, где редко фигурировал занятой отец.