Ратлидж объяснил, добавив:

— Она немного в маразме, но я бы на вашем месте не пренебрегал ее показаниями.

Вскоре Эйми помогла спуститься плачущей бабушке и отвела ее в столовую.

— Не суетись, Эйми, — говорила бабушка, когда вошел Ратлидж. — Я вполне способна сама налить себе молоко. — Она подняла взгляд. — Это тот красивый молодой человек, который приходил ко мне. Не знала, что вы тоже приглашены на уик-энд.

Ратлидж взял ее за руку:

— Жаль встречать вас снова при таких печальных обстоятельствах.

— Да, умер Питер, а теперь Дженни. Не знаю, что и думать. — Ее лицо снова сморщилось. — Двое похорон. Я думала, следующими будут мои.

— У вас впереди еще много лет, — заверил Ратлидж.

— Уйдите, — тихо сказала Эйми. — Дайте ей выпить чаю и поплакать, если она в этом нуждается. Потом я уговорю ее прилечь.

Ратлидж не обратил на нее внимания.

— Вы должны быть готовы к разговору с Гарри, — сказал он бабушке. — Ему понадобятся ваши поддержка и забота.

— Разумеется, — нетерпеливо отозвалась она. — Чего я не понимаю, так это почему Дженни приняла лауданум.

— Ее расстроила смерть капитана Теллера.

— Господи, я еле поднялась по этой лестнице. Не представляю, что чувствовала Дженни. Но нужно сделать приготовления для Питера. Цветы, еда, проветренные постели. Кто еще приедет? — сердито осведомилась бабушка. — Почему Сюзанны нет с нами? Но, надеюсь, Летиция знает, что делать.

— Почему бы Дженни не принять лауданум, чтобы заснуть? — продолжал Ратлидж. — Это кажется вполне разумным.

— Но ей давали лауданум и раньше, — возразила бабушка, — и она его не любила. После него она очень плохо себя чувствовала.

Эйми начала говорить, но взгляд Ратлиджа заставил ее умолкнуть.

— Когда?

— Когда я была здесь, конечно. Дженни повредила спину, и я приехала, чтобы остаться на ночь. Она с трудом проснулась и чувствовала сумбур в голове. Ей это не понравилось, потому что мешало общению с ребенком.

— Но Гарри отсутствовал прошлой ночью, — заметила Эйми.

Бабушка взяла еще один тост.

— Здесь не осталось варенья, которое я так люблю, дорогая?

Эйми принесла ей банку клубничного варенья.

— Спасибо, дорогая. — Старуха намазала варенье на половинку тоста. — Кто-нибудь сообщил Сюзанне, что мы здесь? Не понимаю, почему она не поехала с нами.

— Здесь Мэри. Она всегда тебе нравилась, — напомнила Эйми.

— Вовсе нет. Только потому, что она сестра Дженни, ей кажется, что ее всюду приглашают. Я предпочитала Дженни. — Бабушка снова заплакала. — Это так печально. Сначала Питер, потом Дженни.

Ратлидж приготовился уходить.

— Миссис Теллер, — обратился он к Эйми, — я бы хотел побеседовать с вами наедине.

— Если это насчет Дженни и лауданума…

— Нет.

Взглянув на бабушку, с воодушевлением намазывающую варенье на следующий тост, Эйми поднялась. Ратлидж увел ее из столовой, но в кабинете была Летиция, сидящая за столом и составлявшая список, а на верху лестницы он услышал голоса Уолтера и Мэри.

Когда она отвечала ему, Ратлидж услышал слова:

— …твоя вина, Уолтер. Ты должен признать это.

— Найдите ваше пальто, — сказал Ратлидж. — Здесь негде уединиться.

— Вы заметили, что идет дождь?

— Наденьте пальто.

Эйми вернулась с пальто и сказала:

— Эдвин хочет знать, надолго ли я ухожу.

— Ничего не случится, пока нас не будет.

Она с раздражением передала ему пальто, которое он помог ей надеть, и оба вышли под дождь мимо констебля. Ратлидж открыл для Эйми дверцу своей машины и завел мотор. Развернувшись, он поехал мимо залитых дождем роз.

— Я только что вела машину из Лондона, — сказала Эйми. — Эдвин слишком скверно себя чувствовал, чтобы сидеть за рулем. Я не в настроении для поездки по Эссексу.

Они доехали до ворот, и Ратлидж остановился.

— Флоренс Теллер не была замужем за капитаном Теллером, не так ли? — начал он без предисловий.

Эйми открыла рот и тут же его закрыла.

— Я хочу знать, почему Уолтер воспользовался именем брата.

— Понятия не имею, о чем вы говорите, — сказала она, глядя на деревья, нависающие над дорогой.

— Слушайте. Я видел его завещание. Розарий, который мы только что проехали, должен стать памятником его жене. Интересно, что имя Дженни Теллер там не упомянуто. С самого начала существовал заговор молчания. Вы все время знали правду, не так ли? И помогали скрыть ее, — обвинил Ратлидж.

Эйми повернулась к нему снова:

— Дженни любила розы.

— Нет. Но Флоренс Теллер любила. Помните розу, которую Лоренс Кобб бросил в ее могилу?

— Как его звали? Да, я хорошо помню тот день.

— Питер не убивал ее. Это сделала ревнивая жена Лоренса Кобба. Но Уолтер, очевидно, верил, что убийца — Питер. Возможно, из мести он убил своего брата.

— Вы имеете в виду, что падение Питера… Нет, это нелепо.

— Чего я не знаю — это насколько сильно Уолтер любил свою жену и своего покойного сына. А я должен это знать, иначе мои выводы будут неполными.

— Как патетично! — сердито воскликнула Эйми. — Вы довели Питера до смерти угрозами ареста. И он слишком много пил. Поэтому был нетверд на ногах, он ведь фактически инвалид. Неудивительно, что он упал. Если кто-то виноват в его смерти, так это вы. Все, что вы пытаетесь сделать, — это свалить вину на Уолтера. Ну, я не стану вам помогать.

Обе руки Ратлиджа лежали на рулевом колесе. Вдалеке над верхушками деревьев виднелась башня рептонской церкви, плывущая в пелене дождя.

Хэмиш тоже был здесь — голос шотландца звучал в ушах Ратлиджа.

Он повернулся к Эйми Теллер:

— Вы защищаете не Уолтера. Не думаю, что вы любите его. И вы без колебаний позволили Питеру взять вину на себя. Ну, Дженни мертва. Теперь ей ничто не может повредить. Но есть нечто более существенное. Это мальчик, юный Гарри. Пока именно Питер считался виновным в женитьбе на двух женщинах, Гарри был в безопасности. Даже Сюзанна, его жена, не хотела ничего говорить ради Гарри.

Эйми не ответила.

— Почему Уолтер Теллер использовал имя своего брата вместо собственного? Никто из них не был женат в 1903 году.

Эйми упорно молчала. Но Ратлидж видел блестевшие в ее глазах слезы гнева, разочарования и беспомощности.

— И давно вы об этом узнали? Догадываюсь, что не слишком. Очевидно, во время болезни Уолтера? Что произошло тогда?