Но теперь он совсем один, и мне от этого больно. Больно от того, что я его подвела. И, что хуже всего, я виню в этом маму. Это всё из-за нее, из-за ее работы. Я думала, что это круто и потрясающе, но из-за этого в наш дом пришли враги, и в этом нет ничего хорошего.

Слышу, как отворяется дверь, поэтому делаю судорожный вдох и резко сажусь прямо. В своей комнате я знала бы, за что хвататься, но тут просто оглядываюсь по сторонам, словно дура. И для защиты у меня есть только подушка.

Но потом я понимаю, что это Ви. На ней по-дурацки короткая ночная рубашка, точно сшитая на двенадцатилетку. Ви прикладывает палец к губам и закрывает за собой дверь, потом подходит и садится на постель рядом со мной. Я крепко вцепляюсь в подушку, а Ви обнимает меня и прижимает к себе. Подушка расплющивается между нами, и я отбрасываю ее в сторону.

Пальцы Ви прослеживают дорожки, оставленные слезами, нежно скользят по моему лицу сверху вниз.

– Эй, – произносит она. – Не надо горевать. Все будет в порядке.

– Не будет, – возражаю я, и это звучит слезливо, глупо и упрямо. – Подумай сама, мы скрываемся в доме наркоторговцев, мой брат пропал, а какая-то секта пытается добраться до нас… Ничего не будет в порядке, Ви!

Она не отвечает. Просто держит меня в объятиях, а потом я наконец отстраняюсь, падаю на постель и сворачиваюсь в клубок. Смотрю на часы – старомодные, со стрелками, наверное, даже без звукового сигнала или чего-то такого – и гадаю, где сейчас Коннор. Сильно ли он напуган? Что нам теперь с этим делать?

Ви прижимается ко мне и шепчет что-то – я не могу разобрать слов, но щекотное тепло ее дыхания на моей коже заставляет меня перестать плакать и медленно, медленно погрузиться в сон.

Просыпаюсь я так же медленно. Чувствую запах еды, но когда поворачиваюсь, то обнаруживаю, что я одна. Ви рядом нет. На несколько сладких секунд мне кажется, что я дома, но потом мой взгляд падает на эти дурацкие часы, и они показывают, что уже почти семь. Тогда я сажусь и вспоминаю всё.

И это так больно, что я едва могу дышать.

Выскальзываю из постели, запираю дверь, потом стягиваю с себя ночнушку и достаю из своего рюкзака чистые вещи. Менее чем через две минуты укладываю рюкзак заново и выхожу в коридор, чтобы посетить санузел. Там тоже управляюсь со всеми делами быстро.

Когда я открываю дверь, то вижу девушку, которая стоит, прислонившись к стене. Она высокая, худая; на ее умном загорелом лице видны веснушки; волосы у нее длинные и кудрявые.

– Завтрак, – говорит девушка и поворачивается, чтобы уйти. Она одета в джинсы и футболку, выцветшую настолько, что я не могу разобрать надпись. Двигается девушка быстро, и мне приходится ускорить шаг, чтобы угнаться за ней, учитывая, что одновременно я забрасываю на плечо свой рюкзак.

– Ты кто? – спрашиваю я.

– Флорида, – отвечает она. – А ты – Ланни.

В ее речи звучит акцент, который я не ожидала услышать, – не теннессийский, это уж точно. Секунду спустя до меня доходит:

– Ты из Англии?

Мы уже достигаем конца коридора, и из-за угла навстречу нам выходит высокий парень, следом за машиной которого мы ехали сюда. Он отпихивает Флориду с дороги с небрежностью старшего брата.

– Она не из Англии, – сообщает он мне. – Просто вечно смотрит сериалы по телику.

– Заткнись, Джесс! – кричит Флорида ему вслед, и теперь в ее словах отчетливо слышна провинциальная тягучесть. – Ты и сам не развлекаешься, и мне не даешь!

Когда мы входим в кухню, Лила Бельден ставит на длинную стойку огромное блюдо с беконом. Там уже стоит невероятное количество тарелок с яичницей, тостами, жареным беконом и несколько кофейников с кофе.

Ви и мама уже здесь, они полностью одеты и ждут.

Флорида спрашивает:

– Поставить для них тарелки, ма?

Она тянется за тарелками, но Лила хлопает ее по руке:

– Они не останутся на завтрак.

Это плохо. Мой желудок урчит от голода, но мама поворачивается и направляется к выходу. Я надеваю свитер и о чем-то спрашиваю ее, не особо вслушиваясь в ответ. Следом за ней мы с Ви выходим в холодное утро. Оно серое и туманное; солнце похоже на бледно-желтый блин, лежащий на вершине восточных холмов. Из зданий, разбросанных тут и там, выходят Бельдены и направляются к главному дому. Целая футбольная команда. Неудивительно, что нас не пригласили завтракать.

Мы садимся во внедорожник и едем к воротам, которые отпирает для нас один из Бельденов. Я узнаю́ его – тот тип с «ирокезом» со Смертельного Камня. Увидев его, я съеживаюсь на сиденье. Не сразу вспоминается, как я нашла там Кэнди, а я не хочу об этом вспоминать.

Ви опускает окно со своей стороны и говорит:

– Привет, Олли. Тебя выпустили?

– Да, – отвечает он и смотрит мимо нее на меня. – Спасибо за это, девочка.

Затем одаряет меня ухмылкой, которую, кажется, считает очаровательной. Я едва не показываю ему средний палец, но вместо этого говорю:

– Всегда пожалуйста.

– До встречи! – кричит ему Ви, когда мама нажимает на газ и машина выкатывается за ворота. Помахав на прощанье рукой, хлопается обратно на сиденье и смотрит на мою маму. – Куда мы едем теперь?

– В Ноксвилл, – отвечает мама.

Я напрягаюсь.

– Но… как насчет Коннора? И Сэма? Разве мы не собираемся выручить их?

– Конечно, собираемся. Но мне нужно средство для этого, а значит, нужна Кэрол. Она – единственная, кто действительно знает, где находится их логово и с чем нам предстоит столкнуться, когда мы попадем туда.

– Но как ты собираешься…

– Ланни… – Мама протягивает руку поверх спинки сиденья и берет меня за руку. Пальцы у нее сильные, но холодные. – Просто верь мне. Я все сделаю.

Я вцепляюсь в ее руку. И пытаюсь поверить ей.

Перед тем как Сэма утащили прочь, его ударили, и я знаю – Калеб сделал это для того, чтобы запугать меня. Это сработало бы, если б Сэм не посмотрел на меня так, будто велел мне быть сильным. Я не сильный. Я чувствую себя слабым. И пока смотрю, как его тащат к низкому бетонному зданию, похожему на тюрьму, ко мне приближается какой-то старик, одетый в белое.

Странно, но я чувствую его приближение, словно от него исходит жар. Как от солнца. Что-то в этом роде. Он вызывает у меня ощущение… безопасности. И я знаю, что не должен этому поддаваться, конечно же, не должен. Я помню это ощущение, потому что такое же чувство вызывал у меня голос отца – Мэлвина Ройяла, – когда я был маленьким. И еще потом, когда он говорил со мной по телефону.

Но все это время отец лгал мне; он собирался похитить меня и использовать меня для того, чтобы сделать больно маме… И все равно у меня возникало такое же чувство.