«Потрясающие успехи китайской реформы, – писали они, – привели к глубокому кризису теории: китайская реформа, проводимая по принципу «переходить через реку, нащупывая камни», так непоследовательна, ей так не хватает размаха, присущего «большому взрыву» или «шоковой терапии», многие специфически китайские методы преобразований и создаваемые в ходе реформы институты так далеки от предусмотренных моделей свободной рыночной экономики, основанной на частной собственности, а ведь именно эту описанную в учебниках модель многие считали единственным приемлемым способом преобразования социалистической плановой экономики. В условиях, когда бывший Советский Союз и страны Восточной Европы, начавшие реформы в соответствии с этой моделью и избравшие рецепты «большого взрыва» или «шоковой терапии», потерпели поражение, а «ни на что не похожая» (сы бу сян дэ) китайская реформа полна жизненной силы, люди не могут не посмотреть в лицо фактам и не задуматься, что же, в конечном счете, оказалось ошибочным: китайская реформа, проводимая не по правилам, или же принятая за образец модель свободной экономики» (см.: Борох, 1998, с. 246).

Верно, конечно, что российского «взрыва» и «шока» у китайцев и вьетнамцев не было. Временами они даже отступали, нащупывая почву под ногами, и лишь после известной определенности делался следующий шаг. Взлет китайской, индийской, вьетнамской и бразильской экономик на фоне спада экономики России и других постсоветских государств говорит о решающем значении выбора модели развития.

Если китайско-вьетнамское неприятие капитализма можно объяснять результатом пришедших там к власти в ходе революции коммунистов, то об Индии ничего подобного сказать нельзя. Она завоевала свою независимость в итоге многолетней борьбы против английских колонизаторов, но ее провозглашение произошло мирным путем в 1947 году, что означало развитие в фарватере западного капитализма. Тем не менее, как многократно подчеркивал в свое время многолетний лидер индийского национально-освободительного движения Махатма Ганди, западный образ жизни не был привлекателен для проживавших в его стране древних народов иной культуры, традиций и менталитета.

Поэтому после обретения независимости последователи Ганди в ведущей политической партии – Индийский национальный конгресс (ИНК) – обратили свои взоры на Советский Союз с его оригинальным опытом превращения отсталой страны в передовую индустриальную державу. Этим Советский Союз привлекал индусов, но отталкивал другим – тоталитарным характером своей политической системы и отсутствием в нем духовных свобод. Известный перелом в отношениях Индии и Советского Союза все-таки наступил в середине 50-х годов, когда к власти пришел Хрущев, и началось также потепление отношений с Западом. После этого Советский Союз стал делать первые, хотя и робкие шаги к более открытому обществу и вызывать растущий интерес к своему опыту. Одним из первых на решительное сближение с Советским Союзом пошло индийское руководство, которое тогда возглавлял ветеран национально-освободительного движения и лидер ИНК – Джавахарлал Неру. Поездки советских руководителей в Индию и индийских в СССР открыли новую страницу в отношениях между странами, а опыт планового управления социалистической экономикой стал объектом пристального изучения со стороны широкого круга индийских специалистов. Советские высшие учебные заведения широко распахнули свои двери перед индийской молодежью.

Разумеется, никакого слепого копирования советского опыта со стороны Индии не было. Несмотря на улучшение своих отношений с другими странами, СССР оставался тоталитарной страной с безраздельной властью одной коммунистической партии, в то время как Индия была демократической страной с многопартийной структурой власти. Это накладывало свой отпечаток на восприятие советского опыта. Индийский национальный конгресс не собирался следовать примеру КПСС и быть единственной и безальтернативной политической силой в руководстве страной. В то же время практика планового руководства экономикой и достигнутые с его помощью успехи Советского Союза представляли для индусов первостепенный интерес.

В результате Индия позаимствовала многое из советской практики ведения хозяйства, в особенности планирования, но не прямо, а в соответствии со специфическими условиями своей жизни.

Во-первых, она восприняла практику развития экономики в рамках пятилетних планов, которая в Индии существует до сих пор. Ежегодный 6—8-процентный рост экономики связан плановым характером ее экономики, что надо рассматривать как следствие повышения доли инвестиций в валовом продукте с 24 до 35 %. Сегодняшнее развитие также проходит в рамках одиннадцатой (2008-2012) пятилетки, увязывающей воедино различные отрасли и сферы экономики. В отличие от современной России, Индия не считает план и рынок несовместимыми друг с другом и не собирается отказываться от планового ведения хозяйства. Более того, разработанный план-прогноз «Индия-2020» существенно отличается от аналогичной по названию программы развития «Россия-2020».

В то время как в индийском варианте программа увязана с практикой пятилетних планов, а потому предусмотренные там наметки плана имеют адресный характер, в нынешней России ничего от плановой практики не осталось, и что бы ни предусматривалось в программе, никто не обязан его выполнять. Безадресное планирование носит характер абстрактных пожеланий и шансов на выполнение не имеет.

В этом отношении индийская практика является другой. Пятилетний план составляется и выполняется здесь иначе, чем это было в СССР. Планы в основном носят индикативный характер, хотя есть и практика прямых адресных заданий. Но они проистекают не из директив ИНК, как это было у нас, а из компетентных решений ведомств и фирм, имеющих прямое отношение к делу. Плановые проектировки разрабатываются самими предприятиями, как частными, так и государственными, а корректирующая их общегосударственная плановая комиссия тоже отличается от советского Госплана. Она не обладает правом навязывания своих заданий частным и государственным производителям, а каждый раз должна находить средства мягкого воздействия через субсидии, кредитные и налоговые льготы и другие способы создания заинтересованности в достижении общенациональных целей.

Во-вторых, индийская экономика характеризуется высокой долей государственной собственности. В начальный период индустриализации страны удельный вес государственных инвестиций составлял 40 % в объеме накоплений. Правда, в последнее время эта доля несколько снизилась ввиду повышения доли частного сектора, в том числе из-за широкого привлечения иностранного капитала. Но главное не в удельном весе госсектора, а в той роли, которую он сыграл в техническом преобразовании страны. Он позволил концентрировать инвестиции на первоочередном развитии технически передовых информационных технологий. При этом в центре внимания всегда был реальный сектор экономики. Через государственные субсидии была создана металлургическая промышленность и машиностроительные отрасли, которые и стали основой современного технического прогресса страны.

В-третьих, Индия сразу взяла курс на создание высококвалифицированных научно-технических кадров, без которых невозможна современная развитая экономика. Индийская практика имеет многие сходства с советской, но глубоко отлична от той, которую показывает современная Россия. В то время как мы развалили свой научно-технический потенциал, ученые стали изгоями и влачат жалкое существование, в Индии с самого начала они были окружены заботой и вниманием. Руководство страны знало, что без соответствующих специалистов все рассуждения о модернизации экономики будут пустым сотрясением воздуха.