— Скажите, господин Уэссеск, кто-нибудь из ваших родственников хотя бы раз видел, как выглядит пресловутый «друг»?

— Нет, — качнул головой мужчина, сделав еще один глоток из бокала. — Несколько поколений моей семьи свято верили в то, что кара, регулярно настигавшая наших врагов, это дар небес. Им когда-то очень гордились, старательно скрывали от окружающих, но в причинах не разбирались: боги капризны, а их милость недолговечна, поэтому никто не рискнул бы обидеть их недоверием и прийти в храм с вопросами. Однако с годами количество тех, кого наш «друг» облагодетельствовал своим присутствием, становилось все больше. Причем чем дальше, тем меньше отцу было понятно, почему и за какие грехи они пострадали. Конечно, мелкие неурядицы с конкурентами бывали во все времена — без этого в нашем деле никак. Но если обычно такие проблемы решаются с помощью слова и звонкой монеты, то в нашем случае возможные партнеры, рискнувшие хоть в чем-то не согласиться с отцом, начали исчезать еще до того, как был заключен важный контракт. То же самое творилось с соседями, друзьями, знакомыми… причем с каждым разом их вина была все мельче и мельче, их непосредственное влияние на наши дела — все призрачнее и незаметнее, тогда как мера наказания ни разу не менялась. Отец, заметив эту закономерность, встревожился. Из-за этого же постепенно отошел от дел, предпочитая менее выгодные, но надежные знакомства, за последствия которых не нужно было опасаться. Потом он начал осторожно собирать слухи, искать старые летописи, интересоваться магией, пытаясь докопаться до истины, стал наблюдать за своим… уже немногочисленным на тот момент… окружением, чтобы понять, кто может оказаться в зоне риска. Тогда же он составил свод правил для слуг, который действует в этом доме и по сей день. И выяснил, что периодичность появления его необычного «друга» носит строго циклический характер, но при этом постепенно промежутки его «сна» становятся короче.

Я нахмурился.

— Полагаю, каждое его пробуждение автоматически означает и кормежку?

— Совершенно верно. Насколько я знаю, «друг» никогда не уходил из этого мира в одиночку. Но если поначалу ему хватало одного «гостя» раз в двадцать-тридцать лет, то постепенно его аппетиты возросли. А после Триголя потребность в визитах стала настолько велика, что отец вовсе перестал общаться с кем-либо, кроме меня, чтобы не навлечь беду.

Я задумчиво забарабанил пальцами по подлокотнику.

Плохо. Значит, заклятие постепенно слабеет. Если бы его носителем был хотя бы плохонький маг, этого бы не произошло, поскольку хозяин всегда подпитывает магическое существо, тем самым гарантируя его существование. Двести лет назад так все делали. Иных привязок не существовало. Но в семье Уэссесков магическое зерно было уничтожено. А чудом уцелевший Палач… потусторонняя тварь, намертво привязанная к одному-единственному роду узами крови… не получая должной подпитки, была вынуждена искать пищу самостоятельно.

Однако поскольку без причины убивать Палач не способен, то, вероятно, сперва ему приходилось искать повод, границы которого определены все тем же заклинанием. И если в исходных данных была заложена необходимость обеспечивать безопасность носителя, то, вероятно, убивать дух-служитель мог лишь тех, кто так или иначе нес угрозу хозяину. Причем степень угрозы, исходя из того, что нам известно, изначально не была определена. Или же при формулировке допустили опасную неточность. Благодаря чему Палач абсолютно одинаково расценивал и в сердцах брошенное слово, и открытое нападение. А при отсутствии явных поводов начинает методично уничтожать всех, кто хотя бы однажды рискнул задеть хозяина. Скажем, купца, не выполнившего вовремя заказ на новое платье, служанку, случайно разбившую дорогую вазу, или же пробегавшего мимо хулиганистого мальчишку, выкрикнувшего в адрес владельца мрачного особняка обидное слово…

У меня внутри шевельнулось что-то, похожее на сочувствие.

Уэссеск — сильный человек, если способен жить с таким грузом в душе. Понимаю теперь, почему он предпочитает уединение. И всецело одобряю его страсть к одиночеству, поскольку лишь благодаря ей мы сейчас не бродим в крови по колено, разбирая горы трупов после визитов Палача.

— Это — вынужденная мера, — перехватив мой выразительный взгляд, отреагировал Уэссеск. — Без этого, боюсь, городу пришлось бы туго. А я ценю место, в котором живу, и не хочу создавать лишних трудностей. Близких у меня больше нет. Друзей тоже. А слуги… в доме остался только Григор. Он единственный, кто понимает меня с полуслова и способен предугадывать мои пожелания еще до того, как я их выскажу. Да еще господин Дигерман, который следит за моими делами. Вот, собственно, и все мое окружение.

Я посмотрел на хозяина дома со смешанным чувством.

— Сколько вам успел рассказать мастер Этор?

— Не мне — отцу. Но я читал его дневник, и, поверьте, написанного там достаточно, чтобы остерегаться внимания Ордена и понимать, чем мне будет грозить открытие правды.

Вот, значит, почему он предпочитает отсиживаться в захолустье и помалкивать в тряпочку. Если в Ордене пронюхают, что самое страшное оружие Эрнеста Кровавого все еще живо, Уэссеска раздерут на мелкие клочки. В прямом смысле этого слова.

Я прищурился.

— Почему же тогда вы рискнули обратиться ко мне?

— Вы — одиночка, — спокойно ответил хозяин дома, уронив взгляд на оставшееся на донышке лекарство. — И за вами никто не стоит. А еще, если верны мои предположения насчет вашего происхождения, то вы с высокой долей вероятности придерживаетесь взглядов мастера Этора. И так же, как он, вряд ли захотите иметь дело с Орденом.

Он помолчал и через некоторое время добавил:

— К тому же у меня не осталось выбора. Как я уже сказал, мой старинный «друг» спит все тревожнее, а время сна становится все короче.

Я снова насторожился.

— Думаю, не сильно ошибусь, если предположу, что его продолжительность напрямую зависит от возраста носителя?

— Не ошибетесь, — бесстрастно подтвердил Уэссеск. — Чем старше становится носитель, тем чаще происходит пробуждение. Отец даже вывел формулу, по которой можно рассчитать, в какой именно день его «друг» проснется. А также дату, когда он окончательно перестанет впадать в спячку.

Я нахмурился еще больше.

— А ваш отец, случайно, не рассчитал дату самого первого пробуждения своего «друга»?

— Нет. Вместо него это сделал темный маг, имя которого я вам уже назвал.

Я насторожился.

— Если верить ему, — ровно продолжил Уэссеск, крутя в руках недопитый бокал, — первое пробуждение состоялось двести сорок девять лет назад. А последнее… произойдет сегодня. В полночь, если быть точным.

— Как сегодня?! — подпрыгнул на своем кресле Родерик.

Хозяин дома не уделил ему ни унции своего внимания. Напротив, он почему-то снова посмотрел на меня и, непонятно усмехнувшись, залпом допил бокал.

— Это — последняя ночь, когда он будет хоть как-то уязвим. Поэтому-то, мастер Рэйш, я и хотел с вами увидеться. Из всех возможных претендентов только у вас есть шанс избавить город от угрозы.