– Это деньги за поединок, – почти не соврал я. – Это был честный поединок. И я его выиграл. А еще я ездил в Ленинград, и мне заплатили за работу. За очень серьезную работу. Какую – сказать не могу. Уладил кое-какое дело и заработал денег. Вот и все.

Выглядело бредово, но не более бредово, чем деньги, лежащие на столе.

Честно сказать – я сам пока не верил в существование эдаких денег. Моих денег! Где-то там, в мире, существуют гораздо бо́льшие деньги. Просто огромные деньги. Но они как бы и не существуют. Это как звезды – мы знаем о них, но никогда до звезды не дотянемся. И даже не мечтаем об этом. А тут вдруг, на столе, лежит кусочек одной из звезд. И как теперь мне в это поверить?

– Мам, ты же знаешь – сейчас появилось много богатых людей, эти люди тратят деньги не считая! (Сказочник, ага!) Вот и мне перепал кусочек! И думаю – еще перепадет! Я выступаю в поединках, если ты не забыла – для того и учился единоборствам. И выигрываю. Делаю ставки на самого себя (врать так врать!), вот и результат. Теперь мы можем купить мебель, новый телевизор – даже два! Видик купим! Ремонт в квартире сделаем! У нас линолеум уже задрался, ванна старая! Балкон застеклим, дверь стальную поставим – времена-то смутные, ты знаешь… лучше поберечься. В общем – много чего сделаем. А еще, я вот что тебе хотел предложить. Если ты не против, конечно.

Я рассказал маме о Петьке, о детском доме, и мамино лицо постепенно светлело, тучи на ее лице расходились, и скоро передо мной сидела прежняя моя – веселая и энергичная мама.

Она добрая, мама моя, хорошая! И совсем не жадная. Нам ведь хватит денег, ей-ей, хватит! И я еще заработаю, уверен! Теперь – заработаю.

Мы сложили деньги в коробки, а потом я разнес их по дому – по новым тайникам, на которые указала мама. И, кстати сказать, прятать она умела – опыт! Тот, кто ищет тайники, легко может их и соорудить.

Получилось даже лучше, чем я мог ожидать. Даже если со мной что-то случится, мама останется при деньгах, и это просто здорово. И почему я раньше об этом не подумал? Дурак! Умный, а дурааак!

– Ой! А тебе тут принесли кое-что! – Мама засуетилась, достала из тумбочки небольшой, заклеенный наглухо конверт. – Парень какой-то приходил, ничего не сказал, только говорит – это для тебя. Что там, Толь? Все в порядке?

Я ничего не сказал, только улыбнулся как можно более лучезарно, а у самого сердце опустилось в пятки – какого черта?! КТО в этом городе и вообще в мире может передавать мне какие-то пакеты?! Что за чертовщина?! Отголоски ленинградских событий?! Неужели меня все-таки вычислили?!

Разорвал конверт, и… из него выпала розовая книжечка – водительское удостоверение. С моим фото удостоверение. В нем были открыты все категории, которые только могли быть в природе. Глупо, конечно, я и «Жигули»-то никогда не водил, а там и грузовики, и даже автобусы. Вот что деньги-то животворящие делают!

А больше ничего в конверте не было. Никакой записки. Только водительское удостоверение, и все.

Белокопытов, само собой. Выполнил обещание. А то, что нет записки – тоже в его стиле. Мол, захочешь – найдешь. Придешь. Я не нажимаю.

Но мне пока ничего не хотелось. Совсем ничего. Ни Белокопытова, ни занятий единоборствами. Ни Вари.

С Варей было хорошо, да. Просто… великолепно! Безумно великолепно! Но что она, одна такая на всем белом свете? Найду не хуже… наверное. Так что живите, Белокопытовы, и не лезьте в мою жизнь! А я не полезу в вашу.

Хватит мне обмана, хватит всей этой суеты. Буду учиться, пойду работать. И буду чистить мир. Без вас! Один, как всегда.

Но прежде надо будет сделать важное дело. Праздник. Пусть будет праздник у тех, у кого его не бывает! Может, на том свете мне зачтется? Хочу на это надеяться, хотя и не очень верю. Наверное, я до веры еще не дорос. По крайней мере – мама так говорит. А маме я верю. Единственной на всем белом свете.

Мне пришлось нанять большой грузовик. Фуру. На полсотни детей надо много одежды. И всем нужны подарки к Новому году. А еще – японский телевизор, видеомагнитофон, стулья, ковры. Барахла – грузовик под завязку!

Ушло на все про все несколько десятков тысяч, и это притом что мама задействовала всех знакомых, сумела проникнуть на закрытые ведомственные склады, на которых все еще хранились остатки «дефицита», и многое мы купили по «госцене», не на рынке. Понадобилось даже снять склад, и свозить туда весь товар постепенно, наполняя складское помещение до самого верха.

Директор детского дома сразу предупредил, что не может принять подарки официально, по накладной – иначе замучают проверками. Да и нас будут трясти – где взяли деньги, как потратили и все такое прочее.

ОБХСС не дремал, точно. Конечно, это были уже не семидесятые годы, когда могли спросить за любые крупные покупки, но еще и не девяностые, годы разгула бандитизма и яростного, безумного обогащения.

Нет, я не жалею о том, что потратил эти деньги. Не жалею. Надо было видеть глаза мальчишек и девчонок, когда мы раздавали им подарки и устанавливали в зале здоровенный телевизор, стоивший как приличный автомобиль – если продать на «черном рынке», конечно.

Не знаю, что будет с этими ребятами, когда они вырастут. Говорят, что жизнь детдомовцев не бывает сладкой, что большинство из них заканчивают плохо – или спиваются, или попадают в тюрьму, или то и другое сразу. Мало кто поднимается, обретает семью, живет жизнью нормального человека. Но я сделал все, что мог, чтобы хоть как-то скрасить их безрадостную жизнь.

И елка. Елка, под которую легли подарки. Может, эта елка перевесит на весах, когда я все-таки окажусь там, где все наши поступки взвесят и рассортируют? Надеюсь на это. Хотя и не истово верю.

Петька был счастлив. Он не отходил от меня, заглядывал в лицо и всем – спрашивали они или не спрашивали – объявлял, что это его друг Толя, который крутой кооператор, и это он привез сюда все сокровища. Я не разубеждал. Пусть – крутой кооператор. Почему бы и нет? Как иначе объяснить, откуда у меня взялись деньги?

Маме Петька понравился. «Шустрый парнишка, и видно, что порядочный!»

Я узнал у директора, сорокалетнего пухлого, здоровенного мужчины, похожего на Пьера Безухова (как его изображают в книге), как сюда попал Петька. Оказалось – почти как я. Только во время катастрофы ему было три года. Мать, отец, сестра, даже тетя – все погибли в одной машине. А он выжил.

Весь день перетаскивали вещи, раздавали, расставляли, налаживали. Домой мы с мамой попали только глубокой ночью. Пришлось звонить какому-то маминому знакомому, чтобы он нас отвез до дома.

Когда поднялись на наш этаж и вошли в квартиру – мама едва не упала от усталости, и мне пришлось отнести ее в спальню на руках. Она тут же уснула, будто кто-то нажал кнопку отключения, ну а я пошел к себе.

Тоже устал, но не до такой степени, чтобы падать с ног. Больше морально устал, чем физически.