— Я так крепко спала? — Никогда раньше не просыпала плач сына, иногда вообще открываю глаза за пару секунд до того, как он начинает возиться. Говорят, это материнское чутье.

— Нет, просто я взял его раньше, чем Доминик заплакал. Спи, я в душ — и к тебе.

Сон не идет. Адам в ванной: вода громко шумит, но я не слышу ни звука, хоть иногда, когда все хорошо, мой большой молчаливый муж может что-то напевать себе под нос, и при этом бессовестно фальшивит, не попадая в большинство нот. Но голос у него красивый, и это отчасти компенсирует все недостатки.

Сегодня что-то не так. Там просто вода — и гробовая тишина. Не слышно ни возни, ни всплесков, только ритмичные однородные звуки, словно душ лупит вхолостую. Я потихоньку, зачем-то на носочках, иду к двери, проворачиваю ручку — открыто. Адам стоит под душем, уперев ладони в стену, и струи безбожно колотят его спину. Напор такой сильный, что от ударов они разлетаются в микроскопические облачка. Пара нет, и чтобы подтвердить догадку, осторожно поставляю ладонь. Вода ледяная.

Адам лишь слегка двигает головой в мою сторону, наверное, хочет что-то сказать, но я вижу смазанную кровь у него под носом — и, без раздумий, ступаю под воду прямо в одежде.

Холод стремительно обжигает даже сквозь ткань, я сразу начинаю дрожать и тело само кренится вправо, каждой мышцей умоляет покинуть пыточную, потому что меня почти сразу начинает колотить мелкая дрожь. Я обхватываю Адама руками, прижимаюсь так крепко, чтобы он забрал те капельки тепла, которые еще во мне остались.

В жизни редко бывают моменты, когда все слова мира кажутся совершенно бессмысленными, а для того, самое важное, что действительно имеет значение, человечество еще не придумало нужных названий и определений.

Адам обнимает меня в ответ, роняет голову мне в волосы, тяжело дышит, как будто после забега на выживание. Его тоже бьет мелкая дрожь, пальцы непроизвольно стягивают ткань сильнее, пока пуговицы на шелковой кофте пижамы не начинают отлетать снизу-вверх одна за другой. Я потихоньку, очень осторожно, откручиваю вентиль горячей воды.

Оттаивай, мое Сердце, я слышу, как ты болишь.

— Устал немного, — слышу дрожащий шепот мне в губы, когда, наконец, хватка ослабевает и я жадно ловлю рваное дыхание Адама.

Хочу спросить, что случилось, но он как будто чувствует и просто закрывает мне рот поцелуем. Хоть это и не поцелуй совсем: просто мокрые губы к губам, плотно до боли и так сильно, что я чувствую — в эту минуту я дышу за нас двоих. Наполняю его легкие своей любовью, нескладно, как умею.

Мы возвращаемся в постель только чрез полчаса. Адам снимает с меня мокрую одежду и оставляет на полу пастельными лужицами. На руках несет в постель совершенно голую и укладывается рядом, обхватывая меня всем собой, и почти сразу засыпает

А на следующий день в нашем доме появляется странный посетитель. Мужчина с цепким хищным взглядом в дешевом костюме и порядочно заношенных туфлях, который точно не может быть ни коллегой Адама, ни его приятелем. Если его пропустили, значит, охрана получила разрешение, и этому должно быть какое-то разумное объяснение. Они с Адамом пожимают друг другу руки, обмениваются парой фраз, как будто старые знакомые, которые в последний раз виделись еще до вымирания динозавров.

Адам приглашает гостя в кабинет, пытается закрыть дверь, но я простреливаю его взглядом и захожу до того, как он успевает найти повод оставить меня не у дел.

— Сто лет не виделись, — говорит мужчина, принимая из рук моего мужа стакан с коньяком.

Адам улыбается, как всегда на двести процентов контролируя каждую свою эмоцию. Пока я, на правах молчаливой слушательницы, занимаю одно из кресел, они разговаривают. Обо всем и ни о чем. Вспоминают детдомовское прошлое: как громили окна заведующей, как сбегали ночью и до утра просто шатались по всем помойкам в округе. Изредка смеются, изредка грустят, и, казалось бы, нет ни единого повода для беспокойства. Но это пугает сильнее всего.

Потому что Адам полностью и наглухо закрыт.

— Зачем приехал, Сергей? — спрашивает Адам, когда они приговаривают по порции алкоголя и оба явно устают делать вид, что байки из прошлого — единственный повод для встречи.

В ответ гость называет только одно имя, и у меня внутри все холодеет:

— Анатолий Франц.

Почему этот скот снова и снова возвращается в мою жизнь?! Даже просто звуком своего поганого имени, просачивается в крохотною щель, как смертельный газ в камеру.

Я рада, что сижу чуть поодаль, и никто из мужчин не обращает внимание на то, как я неосознанно нервно комкаю юбку на коленях. Всего секунду, потому что сразу беру себя в руки, и пытаюсь понять, причем тут вообще мой. Они ведь даже не знакомы толком.

— Встречались пару раз, — спокойно отвечает Адам.

— Пару раз, — синхронит его слова Сергей.

Перекладывает из ладони в ладонь опустевший стакан и я, как порядочная хозяйка, наливаю еще. Когда передаю обратно, мужчина смотрит на меня таким странно-оценивающим взгялдом, что с трудом подавляю желание выплеснуть алкоголь ему в лицо. Что-то во мне громко вопит и сигнализирует ядовито-красным: «Опасность!» Но я хорошо владею собой, и даже нахожу силы улыбнуться в ответ на его благодарность.

— Я так понимаю, твоя жена знает его лучше.

— Ты к чему вообще, Сергей? — Адам прищуривается, укладывает руки на стол и с поднятой вверх бровью, интересуется: — Может, мне едковатом позвонить?

— Его нашли сегодня утром. То, что от него осталось, — уточняет мужчина.

На этот раз я успеваю предугадать свою реакцию и прячу руку за спину до того, как пальцы судорожно корчатся в дурманящем ощущении облегчения. «То, что от него осталось» — теперь моя личная любимая фраза, потому что за она сулит приятное чувство свободы.

— Что случилось? — спрашиваю немного деревянными губами.

— Кто-то связал его, как мясной рулет, полил горючим маслом и решил подкоптить. Но что-то пошло не так, и от Франца остались рожки да ножки.

Это все звучит очень цинично, но я впитываю каждое слово.

Снова и снова прокручиваю их в голове, наслаждаюсь, словно дегустирую изысканное вино многолетней выдержки. Истома стекает вниз по венам, опускается в коники пальцев, и я с удовольствием, словно окунула ноги в песок, шевелю кончиками пальцев. Хочется и самой выпить. Нет, не шампанское, потому что праздновать тут нечего. Взять вот тот тяжелый хрустальный стакан, наполнить его любимым виски моего Адама и …

Я останавливаю мысль, потому что хоть мысли и успели убежать за горизонт, мозг продолжает переваривать информацию. И зачем-то скрупулезно, как паук, перебирает слова лапками. Как ты было? «Решил подкоптить…» Втягиваю носом воздух, но он пахнет совсем не книгами, дорогим алкоголем и нотками ладана.

Он пахнет гарью.

Именно этот запах был непрошенным гостем в нашей спальне.