Когда Аристарх вошел в комнату, Лариса в задумчивости держала пачку сигарет и зажигалку.

— Мне курить так хочется после кофе, — сказала она, делая усилие над собой. — А я родителям давно обещала „завязать“…

— Ну, Ларушка, зачем? — осторожно придерживая пачку сигарет в своей большой руке, сказал Аристарх. — А давай перебьем это сейчас ложечкой меда?

И он налил сначала полбокала минералки, а затем зачерпнул маленькую ложечку меда и поднес к ее губкам.

— А ты знаешь, почему медовый месяц так называется? — спросил он, понимая, что надо как-то срочно отвлечь ее мысли от курения.

— Ну, понятно, первый месяц молодоженов после свадьбы и всё такое…

— Вот что делает с нами цивилизация, — улыбнулся мужчина. — Конечно, с одной стороны — это так. Но пошло само название на Руси от того, что молодым на свадьбу принято было дарить бочонок меда килограммов так в десять, и они должны были съесть его за этот месяц…

И видя, что Лариса сделала удивленные глаза, продолжил начатую тему.

— Да, да. Ведь тогда люди жили совсем по другим ритмам, — сказал Аристарх, понимая, что экскурс в историю надо сымпровизировать так, чтобы он замкнулся конкретно на них. — Как говорится, делу — время, потехе — час. За этот месяц молодые жены должны были забеременеть. А витаминов, в нашем сегодняшнем понимании тогда не было. Но мед — это такой уникальный продукт. В нем чего только не содержится полезного. Считалось, что дети, зачатые в то время, когда их будущие родители поедают этот бочонок меда, будут самыми здоровыми и красивыми…

(„Молодец, психотерапевт. Дуй дальше. Ты теперь еще и нарколог“.)

— Как интересно. Первый раз об этом слышу, — искренне призналась Лариса.

— А молодая жена должна была каждый вечер перед сном не забыть дать мужу столовую ложку меду, ну, в общем, понятно зачем… — И добавил, как бы, между прочим, — я столько меда этого поел в своей жизни, особенно, на тренировках и соревнованиях, чтобы восстановить силы…

И замолчал выжидающе. Он сидел в голубом халате перед Ларисой. А она в своем розовом одеянии лежала под пододеяльником.

— Арис, — она дотронулась до его руки, — теперь я буду кормить тебя медом, и не обязательно только вечером, — добавила она после небольшой паузы. — И не только столовую ложку. Можно, наверное, и две?

— По-моему, — я оброс, как ты думаешь? — спросил он вдруг у Ларисы, — дотрагиваясь до своего лица. — Может, мне побриться?

— Может быть, я не знаю, — ответила она в явной растерянности.

— Пожалуй, я, всё же, побреюсь, — сказал молодой супруг, поднимаясь и направляясь в ванную комнату.

Он остановился перед зеркалом.

— Это что сейчас было? Или мне показалось? Короче, давай быстрей брейся. Принимай душ. И скидывай свой махровый балдахон. И потяни время. Продержись, сколько сможешь.

— Такой яркий этот дневной свет, прикрой немного шторы, — попросила Лариса Аристарха, возвратившегося в спальню.

Когда он закрывал штору, халат его нечаянно распахнулся (?) и Лариса подумала, как же красив и силен ее муж.

— Я думаю, нам сейчас не помешало бы немного отдохнуть, поспать, как думаешь? — сказал он с замиранием сердца.

— Конечно, конечно, — согласилась она и вздохнула.

И мужчина услышал в этом вздохе отложенное ожидание.

„Замри и терпи“, — приказал себе Аристарх.

И могло показаться, что он действительно дремлет.

Лариса же, напротив, совершенно не могла уснуть, крутилась-вертелась, периодически вздыхала, даже не замечая этого.

„Жди“, — приказал себе мужчина.

Он тоже вдруг ощутил, что его связывает с ней, словно, крепкий обруч, в центре которого они находятся. Некое кольцо, сотканное из энергетики любви. И сила эта по закону сохранения энергии никуда исчезнуть не могла. Она просто, как бы, перелилась из одного сосуда в другой и закипала теперь уже в этом, втором сосуде, любовным напитком.

Мужчина, лежавший вполоборота с закрытыми глазами, закусил губу и задержал дыхание.

Наконец, Лариса, всё же, не выдержала и дотронулась до его руки.

— Арис, ты спишь? — и поцеловала его в могучее плечо.

— Уже нет, — и он развернулся на спину.

— Извини, что тебя разбудила…

— Ничего страшного, я всего лишь дремал…

(„Ой, не могу, я этого не вынесу!“)

— А я хотела спросить, вернее, предложить, может, ты хочешь… меда?

— Меда? Да пока, вроде, нет…

(„Ну, ты и наглец!“)

— Может быть, это ты хочешь меда? — любезно спросил Аристарх.

— Тоже пока нет. Я хочу, — и Лариса, вздохнув, положила голову ему на плечо. Я хочу…

А потом наклонилась к уху и произнесла, как некий пароль: „и завтра утром тоже“, только сейчас…»

(«Сказала! Сама! Неужели!»)

Он весь содрогнулся от услышанных слов, склоняясь над ее лицом.

— Арис, ты такой сильный и красивый, — Лариса тихонько вздохнула.

— Как воин Эллады?

— Да. И еще — такой нежный и деликатный… И я так хочу опять слышать слова, которые ты мне говорил ночью…

— Так ты же спала?

— Да, правда, спала, но что-то же я слышала…

Молодой супруг был на вершине блаженства. О ласке просила его любимая жена.

— Арис, Арис… Обними меня крепче, пожалуйста… Еще крепче…

— Ты — мое сокровище. Ты — моя королева. Желанная, медовая…

— Арис, ты…

Он закрыл ее рот своими поцелуями. Она задыхалась.

— Я твой муж?

— Да, Арис, мой…

— Да, Арис, муж…

— Скажи, что ты — моя жена…

— Да, Арис, — она задыхалась, — я…

— Арис, твоя…

— Арис, жена…

— Тебе нравится быть моей женой?

— Очень. Мне так хорошо, Арис, так хорошо… Ой, я пропала, ой…

* * *

Аристарх проснулся первым. Сколько он спал? Часа два? Впрочем, счастливые часов не наблюдают. Было сейчас три часа пополудни или семь вечера — значения не имело. Лариса спала, прижавшись к его плечу.

«Невероятно, — подумал он, вспоминая свои недавние страхи. — Значит, он всё сделал правильно? Но каких мучений ему это стоило вчера… Если честно, он еще до свадьбы с замиранием сердца думал, сколько времени ему придется ее завоевывать — год, полгода? Да хоть сколько! Но то, что произошло пару часов назад… Возможно ли это? Возможно ли такое осязаемое счастье? Как она к нему тянулась вся, как крепко обнимала, как нежно называла Арисом. А про ванную напрочь забыла. Он думал, вот сейчас подскочит, побежит… Какое там, не хотела даже его отпускать, прижалась к нему крепко и уснула… Да, Аристарх, при такой твоей неуемности и ее пылкости (о, блаженство!) вам в форточку ветром быстро надует…»