Как высоко ценят индейцы листья этой пальмы, явствует из того, что в местностях, где буссу нет совсем, туземцы отправляются за ними в челноке и иногда тратят на это предприятие целую неделю. Волокнистое цветочное влагалище также идет в дело: из него изготовляют очень прочные мешочки, в которых индейцы держат краски, служащие для татуировки, а также, растягивая их, пользуются ими вместо шляпы. Гуапо тотчас же соорудил себе такой головной убор и тут же нарядился в него.

Оставалось только найти еще какую-нибудь пальму с мягкой древесиной, из которой можно было бы легко наколоть доски, планки и другие необходимые материалы. Для этой цели как нельзя лучше подходила пасюба – красивое дерево с гладким стволом высотою в двадцать пять метров; верхушка его заканчивается такой же трубкой, как у катинги, но не красной, а темно-зеленого цвета и более толстой, чем ствол, поддерживающий ее; листья, выходящие из этой трубки, хотя и перисты, но в остальном не имеют ничего общего с листьями катинги, так как они очень мелки и зазубрены на концах.

Самой замечательной особенностью пасюбы является конус, образованный ее надземными корнями; он бывает трех-четырех метров высоты, причем расстояние между отдельными корнями настолько велико, что человек свободно может пройти внутрь этой своеобразной пирамиды. Представьте себе только человека, выпрямившегося во весь рост среди пучка этих корней под стволом дерева, листья которого колышатся на высоте двадцати пяти метров над его головой.

Существует много различных видов пальм, принадлежащих к этой породе. Большинство из них приносит овальные плоды желтого или красного цвета, горькие и несъедобные, но сама древесина ценится чрезвычайно высоко, так как внутренний слой ее очень мягок и легко раскалывается.

Когда все необходимые деревья были срублены и начерно обтесаны, дон Пабло и Гуапо связали их при помощи лианы, носящей название «сипо», и соорудили из них нечто в роде плота, на который навалили целую кучу листьев буссу и множество плодов патавы и катинги. Индеец взошел на плот, чтобы переправиться на другой берег, а дон Пабло и Леон, перейдя по стволу хлопчатника, переброшенному через реку, поспели как раз вовремя, чтобы помочь Гуапо причалить.

На другой день наши изгнанники заложили фундамент дома, в следующий день возвели стены из бамбука, который в большом количестве рос в долине, а еще через день настелили крышу, после чего дом оказался вполне готовым для приема своих новых жильцов.

Немного выше мы упоминали, что река, вступив в долину, расширялась, образуя нечто вроде озера или по меньшей мере большого пруда; посредине течение еще чувствовалось, но близ берегов вода была стоячая, и в ней, среди ирисов и кувшинок, распускалась виктория-регия – этот цветок несравненной красоты.

Каждый вечер, сидя за ужином, дон Пабло и его семья слышали доносившийся с озера звук, походивший на тот, который производит пловец, прыгая в воду и плескаясь в ней. К этим звукам время от времени присоединялись другие, напоминавшие хрюканье испуганной свиньи. Это было, конечно, животное, но какое именно? Быть может, аллигатор, как думало большинство. Однако, хотя эти пресмыкающиеся встречаются довольно часто в реках тропических стран, никто из беглецов не видел ни разу в этой реке аллигатора.

Днем не раздавалось ни плеска воды, ни хрюканья, так сильно интересовавших Леону и Леона, но с наступлением вечера эти странные звуки неизбежно возобновлялись. Леон обратил на них внимание Гуапо, и индеец объявил, что это тапир, приходящий по ночам купаться в реке и лакомиться корнями ириса и кувшинок, которые в большом количестве росли на берегу.

Если вы никогда не видели тапира, мне будет довольно трудно дать о нем ясное представление. Это животное, самое крупное из всех четвероногих Южной Америки, не походит ни на какое другое. Оно отчасти напоминает большого кабана, отчасти осла, но ниже ростом, чем осел, и уши у него значительно короче; хвост его представляет собою короткий обрубок, покрытый жесткой шерстью; кожа его, черновато-бурого цвета, почти лишена всякой растительности; нос его выдается вперед над нижней челюстью, образуя маленький подвижный хобот; короткая, прямая грива тапира спадает в виде челки ему на лоб и доходит до самых глаз. На передних ногах у него по четыре пальца, а на задних только по три; по размерам он приближается к очень толстому ослу и является самым тяжелым и неуклюжим животным, какое только можно себе представить.

Тапир – существо безобидное и для защиты никогда не прибегает к своим крепким челюстям, вооруженным сорока двумя зубами; когда на него нападают, он обращается в бегство, а если видит, что таким образом ему не спастись, он без сопротивления дает себя убить. Тапир живет совершенным отшельником, и лишь в редких случаях его удается встретить в сопровождении самки. Самка мечет всякий раз лишь одного детеныша, за которым нежно ухаживает, не отпуская его ни на шаг, пока он не подрастет настолько, что уже не нуждается в ее поддержке: в этот момент они расстаются, чтобы никогда не встретиться.

Неоднократно высказывалось мнение, будто тапир – земноводное животное, занимающее в Америке то же место, какое гиппопотам96 и носорог97 занимают в Старом Свете. Однако он гораздо меньше любит воду, чем гиппопотам, и хотя может оставаться под водою по нескольку минут и ищет себе пищу в реках, болотах и озерах, но все-таки большую часть времени проводит на суше. Днем он спит на куче опавших листьев в каком-нибудь сухом месте и покидает это логово только с наступлением темноты, но во время дождя выходит оттуда, не дожидаясь ночи. Подобно свиньям, он любит валяться в грязи, но никогда не входит в свое убежище, не выкупавшись предварительно в чистой воде.

К несчастью для себя, тапир имеет дурную привычку выходить из дому и возвращаться всегда по одной дороге; тропинка, проложенная им, через несколько дней уже ясно видна всем, и тогда нет ничего легче, как поймать его в западню.

Гуапо вскоре нашел след тапира, каждый вечер приходившего купаться в озере, и решил, не теряя времени напрасно, поймать животное. Подобно большинству своих соотечественников, он очень любил это неприятное на вкус мясо, вызывающее брезгливость у людей, даже не очень прихотливых; кроме того, ему нужна была, не знаю уж для какой цели, кожа тапира: она так толста, что из нее выделывают непроницаемые щиты, благодаря чему ее высоко ценят индейцы.

На следующее утро, час спустя после восхода солнца, Гуапо в сопровождении Леона отправился на охоту. Он не имел ни ружья, ни лука, и единственное, что он взял с собой, это был заступ и мачете. Леон недоумевал, зачем может понадобиться заступ, если тапир не живет в норе.

Они перешли мост, вступили в пальмовый лес и вскоре открыли след животного, оставившего на тинистой почве отпечаток своих пальцев. Следы были совершенно свежи, и это очень обрадовало индейца. Он остановился и, взяв заступ, начал рыть землю между двумя большими пальмами по самой середине тропинки, проложенной тапиром. Леон на листе буссу относил в сторону землю, которую Гуапо выбрасывал из ямы. Так они проработали около часу.