Многие из нас никогда не добираются до того предела, за которым понимаешь, что, становясь тем человеком, которым хочешь быть, ты себя освобождаешь. Не во всех областях, но в некоторых – безусловно.

– Наверное, я так и не поняла, зачем они это сделали, – сказала я. – Я не сердилась. И это был не конец света или что-то вроде того.

– Это вас обидело? Вам было больно, когда они решили, что вы неискренни?

– Знаете, – ответила я, – когда-то – да. Я словно носила их с собой повсюду. И ощущение от этого было неприятное.

– Но вы все же начали что-то делать, – заметила она. Ее глаза меня не отпускали.

– Наверное, нужно идти вперед, пока не почувствуешь себя неуязвимым, – ответила я ей.

Через несколько минут она ушла. Забрала свои заметки и два готовых письма: одно – для бойфренда, другое – для бывшего мужа – и вышла из магазина. Я никогда не узнаю, что она сделала с этими заметками, и никогда не перестану думать об этом. И определенно я не перестану гадать, рассказала бы она мне, что будет делать с ними, если бы у меня хватило духу спросить.

Вечером в поезде по дороге домой я думала об этой женщине. О том, как я сидела и писала любовные письма, а она задавала мне вопросы, в которых я, возможно, нуждалась. Но, самое главное, до меня дошло, что каждый ее вопрос был подтверждением того, что я стала другим человеком, сама того не заметив.

Я больше не была той девушкой, которая предавалась самому большому самообману: Ты ничего не можешь сделать. Мир слишком велик. Руки у тебя слишком маленькие. Это неправда. Но та девушка не понимала этого, пока не сделала шаг вперед, не научилась забывать о себе и обо всем, что когда-то надрывало ей сердце. Ей нужно было научиться быть собой, чтобы смотреть незнакомым людям в лицо с адской уверенностью и говорить: «Я точно знаю, какова моя суть. И больше ее не боюсь».

Ей нужно было выйти в мир и узнать из первых рук, что не существует правильного или неправильного способа жить. Есть только понимание, чего ты хочешь. И надо перестать извиняться за это. На этом пути – на пути без бесконечных извинений – ей нужно было обращать больше внимания на пунктирные линии, а не только на пункты назначения. Пунктирные линии – это безмолвные победы нашей жизни.

Пунктирные линии были только частью истории, в которой она опустится на землю и измажет руки в ее грязи, в грязи и блеске сердец и сердечных песен других людей. Она узнает, что для того, чтобы что-то изменить, требуются упорство, характер и храбрость. Но миру всегда будут нужны люди достаточно неравнодушные, чтобы менять его, так что нужно не пропустить брошенный ей вызов.

Все это, и еще некоторые вещи, о которых я, пожалуй, никогда не стану рассказывать, и бомжиха из Сохо, – все это было нужно, чтобы осознать: этой девушки, которая верила, что ее руки слишком малы, больше нет. Она ушла, и на ее месте остались другие люди.

* * *

Другие люди. Например, та девушка, которая написала мне, что однажды утром ждала в библиотеке колледжа, пока ей распечатают материалы, и к ней подошел парень. Они разговорились, и она узнала, что у них есть общие учебные часы. У них было похожее воспитание и даже общая связующая нить: парень был выздоравливающим героиновым наркоманом, и бойфренд девушки вел такую же битву.

На следующей лекции парень не появился. Она некоторое время не виделась с ним. Однажды перед занятиями она шла по коридору и увидела на полу любовное письмо. Она подобрала его. Письмо говорило о Боге и о том, как Он к ней относится. Для нее такие вещи не были новостью, и она пожалела, что не оставила это письмо для человека, по-настоящему нуждающегося в этих словах.

Парень из библиотеки в тот день пришел на лекции. Она спросила, где он пропадал. Тот ответил, что ему было плохо. Он не хочет об этом говорить. Под конец лекции она трясущимися руками протянула ему письмо со словами: «Может быть, это как раз то, что тебе сейчас нужно». Она посоветовала ему найти песню Мэтью Уэста под названием Hello, My Name Is. Ее бойфренд всегда слушал эту песню, когда дела у него шли неважно.

Примерно через неделю тот парень раздобыл у кого-то ее номер и прислал ей сообщение. Он писал, что, судя по всему, ей было назначено свыше дать ему то письмо. Оно предназначалось для него. Он сомневался в своих силах и слабел. Но он прочел письмо и подпевал той песне, которую она ему посоветовала, пока ехал домой. «Ты полностью изменила все, – писал он. – С тех пор у меня все в порядке».

Та девушка писала, что верит в Бога уже четырнадцать лет. Но за эти четырнадцать лет она впервые увидела Его в этом письме.

А еще был мужчина, о котором мы узнали, когда к нам обратилась его подруга и рассказала, что тот пытался совершить самоубийство. Он опубликовал статус в Фейсбуке, прощаясь с семьей и друзьями. Наверное, это был своего рода крик о помощи, но я не знаю этого наверняка. Мы образовали своего рода сестринство, чтобы вместе написать письма и открытки и отослать ему разные сверкающие чудесные штучки, приятные даже на ощупь. Довольно долго мы не получали никаких известий об этом человеке. Та женщина, которая прислала запрос на любовные письма, снова связалась с нами через полгода и сообщила, что каждую ночь кладет их под подушку.

Но, пожалуй, моим любимцем был Люк. Дочь Люка сильно удивилась, когда пришла домой и обнаружила, что ее ждет посылка. Она вскрыла ее, гадая, что там может быть, и нашла множество открыток и писем. Она тут же все поняла. Письма предназначались для ее отца. Он проходил заключительный этап химиотерапии, и в тот день, когда прибыла посылка, у него выдалось особенно тяжелое утро. Они сели вместе и час за часом читали эти письма.

Дочь Люка писала: «Мы смеялись, плакали, предавались воспоминаниям, наслаждались этим моментом. После чтения писем он был переполнен энергией – даже решил сделать из них коллаж и уже взялся за дело. Он планирует вставить коллаж в раму и с гордостью повесить на стене своего кабинета».

А когда нам написал Люк – по собственной инициативе, – он сообщил правду: даже в те дни, когда болезнь донимала его настолько, что хотелось, чтобы Бог уже забрал его, – он знал, что не может уйти. Теперь во всем мире были люди, которые молились тогда, когда молился он, страдали и плакали вместе с ним.

История Люка напоминает мне историю одного солдата и его сестры. В подошвы сапог этого солдата глубоко въелась земля Афганистана и Ирака. Посттравматическое стрессовое расстройство окутывало его, точно мантия, когда он наконец вернулся домой. Мы отослали ему большой пакет любовных писем. Некоторое время от него ничего не было слышно. А потом однажды он позвонил. Его сестра – она сидела на полу и не могла говорить – плакала над письмами, которые прислали незнакомые люди, подбадривая его. Его сестра написала нам, что этот поступок возродил в ней веру в человечество.

А еще была Мэри – королева домашней выпечки и рукодельных салфеток. После 69 лет совместной жизни она лишилась своего лучшего друга и родной души. Даже когда она пыталась наполнить мысли делами и смехом внуков, все равно выпадали дни, когда не важно было, сколько рядов она связала, – ей просто хотелось, чтобы он вернулся. Просто и ясно. Ей было больно, и она хотела, чтобы он вернулся.