карта топографическая и дивизионная гербовая печать 117 сд. Он понимал, что товарищу бригадному комиссару Архангельскому, Данилову и другим товарищам было нелегко, а вообще всем, всем было тяжело…

Василий Степанович Михин, о дальнейших злоключениях его группы – рано утром из этого села пошли лесом. К полудню им стало видно, что это село горит. Видимо, немцы узнали о том, что случилось, и в отместку сожгли его.

Примерно в 16:00 разведка донесла ему, что немцы их преследуют. Минут через двадцать они уже были полностью окружены. Михин приказал окопаться и держать оборону. Подсчитали потери: одного взяли в плен, двое погибли, восемь человек были ранены.

Немцы в лес не пошли, они, видимо, боялись. Но лес ужасно простреливался из минометов и автоматов, изредка (немцы) бросали гранаты. Михина называли по фамилии, предлагали сдаться, сложить оружие. Обещали спасти жизнь и создать хорошие условия. Он на это отвечал выстрелами. Картина была непривлекательная. К вечеру, то есть до часов 17—18, он решил прорываться из этого окружения, потому что другого выхода не было. Они с боем бросились из леса в кукурузу. Здесь они почти были пойманы.

Михин приказал спасаться, кто как может. Сбор с северной стороны опушки, от них в шести-семи километрах. Таким образом, они разошлись на мелкие группы. Немцы стали прочесывать кукурузу, пшеницу и копны, поэтому они уже прекратили сопротивление. И вот ужасный случай. Михина, наверное, заметили, что он мелькнул в стоге. Кто-то проколол штыком через копну. Ему немного задело голову. Он не успел опомниться, как около стога остановился мотоцикл, видимо, у него что-то сломалось, и он слышал, как гремят ключами. Копался он (немец) минут 10—15, потом подошел к нему и сел как раз на его ногу.

Слышит: закурил. Затем встал и начал кричать «Ком-мир». Михин сразу понял, что эта сволочь почувствовала его ногу и зовет помощь, чтобы его забрать. Михин приготовил пистолет и решил последнюю пулю оставить для себя, но в руки этим заклятым врагам не даться. Прокопал дверцы, наблюдает, едет автомашина с группой автоматчиков. Подъехали, он (немец) в чем-то нашел общий язык с ними, погрузили мотоцикл и поехали. Вот уж тут Михин вздохнул. Мгновенно мелькнула мысль: значит, он будет жить, а жить так хочется.

Наступила темнота. Михин вылез из копны, пошел к опушке, куда приказывал всем собраться. Когда он пришел и увидел большинство своих людей, то невольно заплакал. Друзья его также плакали и вместе с тем радовались, что они снова вместе. В этот день у них убили еще два человека и шесть человек ранили. Ночью он сделал сбор и пришел к выводу, что днем им дальше идти невозможно. Надо пробиваться только ночью, а днем на рассвете останавливаться в удобных местах, прятаться до следующей ночи. Роты он ликвидировал, потому что людей значительно стало меньше.

25.9.41. Ночью форсировали реку. Хорошо ели. Спокойно. День отдыхали. Настроение у людей поднялся. Днем прятались в лесу, недалеко от села, на глазах у немцев. Ужасная картина: очень много наших пленных. Немцы целыми колоннами, людей по сто – сто пятьдесят гнали их неизвестно куда.

26.9.41. Форсировали реку. Недалеко от села был птицеводческий совхоз. По словам председателя, там было до четырех тысяч кур и, якобы, они еще цели. Их охраняли и кормили три – четыре бабушки и один дед.

Михин взял коня, мешки и трех автоматчиков. От села было 3—4 км. Вышел дедушка. Они ему сказали, что их сюда направил председатель колхоза. Он не возражал: «Берите, сколько вам надо, все равно немцы ежедневно берут». Они, недолго думая, вооружились палками и принялись за работу. И вот уже к концу их добычи, смотрят, а с другой стороны немцы тоже ловят кур. Михин подал команду: расстрелять немцев. Одного он убил сам, а второго младший техник-лейтенант Бондарь. Таким образом, у них было двойное достижение, и плюс к тому два мотоцикла. На одном он уехал, второй сожгли. В колхозе Михин и его бросил, потому что им было невозможно по дорогам ехать. Куры были зажарены и сварены. Ребята были очень довольны, что такой был удачный улов.

Из воспоминаний Н. Панченко (Талочка) – на одном из островов в Оржицком болоте, собралось человек сто – сто двадцать окруженцев, некоторые в одном белье и даже были совсем голые. Оружие – двенадцать винтовок, два автомата. Команду принял старший по званию пожилой майор.

Майор провел реорганизацию: назначил замполита, начальника особого отдела, продовольствия и другие хозяйственные службы. Личный состав разбил на две роты, а их – на отделения. Назначил командиров рот и отделений. Для придания бодрости заверил: «Кто будет отступать, буду расстреливать». Это он преувеличивал, патронов было очень мало и для боя, не только для расстрела.

Возможно, это была группа инженер-майора батальона аэродромного обслуживания Василия Степановича Михина. Очень похожи воспоминания, кроме того, не случайно, что у Талочки появился кожаный, с мехом внутри шлем, пожалуй, летный.

Михин закончил войну в Праге. Но до этого еще нужно было дожить.

Майор был деятельным, назначил людей вести постоянную разведку. Командирам рот приказал переписать всех по фамилиям. Сам взял разведку, пошел с ними, чтобы выбрать место для прорыва. Остров непрерывно обстреливали. Они просидели там двое суток. На небольшом военном совете решили идти на прорыв, вопрос о сдаче в плен даже не поднимался. Хотя такой вероятности никто не отметал. Даже не потому, что майор обещал расстрелять трусов несуществующими патронами. Кто не мог бороться, уже сдались, здесь на острове собрались те, кто надеялся пробиться к своим, и среди них Талочка.

По ночам стало холодно, но днем светило солнце – «бабье лето». Еды практически не было, ели грибы и верхушки елок, огонь не разжигали, опасаясь себя проявить, воды было более чем много. Лейтенант, как мог, помогал Талочке: разделил пополам совсем маленький кусочек шоколада, который завалялся в кармане. Днем спали под звуки не прекращающегося жидкого минометного обстрела. Падающая с неба минометная мина так жутко воет, что Талочке казалось, что вот-вот в следующую секунду мина попадет ей прямо в голову. К этому было трудно привыкнуть, как и к близкому разрыву снаряда, от которого Талочка вздрагивала всем телом. Закопали в общей яме документы, партийные билеты, поскольку все были уверены, что коммунистов и комсомольцев немцы расстреливают на месте. Талочка положила в яму и свой комсомольский билет.

Майор построил весь личный состав и объявил: «Мы окружены незначительной частью немецких войск, а потому нам нужно немедленно прорвать кольцо и уйти из этого острова. Во-первых, мы с голоду здесь умрем. Во-вторых, нас всех могут перебить. Задача такая. Поскольку оружия нет, надо морально подействовать на немцев. Поэтому приказываю всему личному составу кричать, сколько сил: „Ура!“ Я пойду впереди, первая и вторая рота левым и правым флангом за мной. От меня не отрываться. Следить за моим направлением. Кто струсит, приказываю расстреливать». Это он снова для большей бодрости сказал.

Ночью отправились из болота. Уже в утренних сумерках вышли на твердую землю. Казалось, что немцев нет, и им сначала повезло. Но лес кончился, надо было пересечь луг к следующему лесу. Первые солдаты, вышедшие на открытое место, упали, с фланга стрелял пулемет. Майор крикнул: «Вперед!» И первым побежал, как и обещал, к близкому, казалось, лесу. За ним бросились с беспорядочным – «Ура!» и все остальные. Пулемет работал без остановок. До спасительного леса добралось на удивление много, с ними были лейтенант и Талочка. Четверых убило и восемь было ранено, в том числе легко ранен в ногу и майор. Прорвались. Немцы начали преследовать группу майора.

Передвигаться целой сотней невооруженных людей было сложно, и постепенно группа разбилась на более мелкие части. Через несколько дней блужданий по окрестностям в группе под командой лейтенанта осталось трое солдат и больная Талочка. Она чуть брела, как