Торкиля отыскали в боковом приделе. Зная Торкиля и его нрав, Говард ожидал, что придел будет посвящен святому Торкилю, если, конечно, такой существует. Но нет, оказалось, это придел Уединенной Молитвы. Эрскин туда не вошел — замер у входа и с виноватой ухмылкой умостился в нише, которая очень кстати подвернулась у двери.

— Ты с ним лучше сам потолкуй, — шепнул он Говарду.

Тот ответил Эрскину подозрительным взглядом: знаем мы ваши коварные штучки! Эрскин напустил на лицо заискивающее выражение.

— Торкиль меня на дух не выносит, — объяснил он и ухватил за руку Катастрофу, чтобы она тоже не совалась к Торкилю.

Тут уж Говард окончательно убедился: Эрскин хочет втравить его в какую-то передрягу, но в какую именно, пока неясно. Он открыл кованую дверцу в боковой придел и двинулся вперед. Торкиль, казалось, не заметил появления Говарда. Он сидел на алтарных ступенях, облаченный в сутану, и, обхватив колени, понуро глядел в одну точку. Над ним со стен свисали знамена с надписями «Британский легион» и «Союз матерей». Надо же, удивился Говард, субботний вечер, а Торкиль сидит в тишине, вместо того чтобы играть музыку, петь и отплясывать в большой компании. Что-то не похоже на Торкиля! Говарду стало неловко: он понял, что Торкиль хочет побыть один.

Мысли Говарда переключились на то, что он вспомнил о шестерых братьях и сестрах, когда побывал в будущем. К одиночеству стремился не только Торкиль, но и Арчер, и Диллиан. Да и сам он, Вентурус, предпочитал обитать один-одинешенек в своем мраморном храме. Шик подпускала к себе кое-кого, но только подручных, которые были у нее на побегушках. Эрскина окружали его люди в желтых комбинезонах, но и они тоже были подручными. Выходило, что единственным, кто окружил себя равными и не страдал от одиночества, был Хатауэй, и то ему ради этого пришлось переселиться в прошлое. «Вот так семейка, — грустно подумал Говард. — Сидим как сычи, каждый сам по себе, шпионим друг за дружкой, а больше ни с кем не общаемся. Может, я и младенцем дважды становился вовсе не ради космического корабля? А просто от одиночества?» Постепенно Говард начал понимать, что гнетет Торкиля.

Он подошел поближе к алтарю и кашлянул. Торкиль вскинул глаза, и на лице его мгновенно возникло выражение наигранной надменности.

— Опять клещик Сайкс пожаловал! Клещик Сайкс, сын Квентина Сайкса! — воскликнул он. — Как тебя еще лучше назвать? Липнешь ко мне, как вчерашняя жвачка к подошве! Пристал как репей! Пошел прочь, я хочу побыть один.

— Я насчет Фифи, — сказал Говард.

Торкиль облокотился на колени и тяжко вздохнул.

— Насколько я понимаю, Арчер требует ее обратно. В таком случае передай ему, что я не напускал Шик на девушку, но возвращать Фифи не собираюсь.

— Почему? Она нужна, чтобы захватить власть над миром? — поинтересовался Говард.

— Да не хочу я никакой власти над миром! — раздраженно ответил Торкиль, чем немало удивил Говарда. — И зачем эта власть сдалась Арчеру, тоже не пойму. — Он опять уныло вперился в одну точку, будто позабыв о Говарде. — Эх, знать бы, чего я хочу! Все постыло, все наводит скуку…

— А кто говорил моей маме, что планирует покорить Америку?

Торкиль вздрогнул и вновь заметил Говарда.

— Мало ли что я говорил, — пробурчал он. — Это было для отвода глаз! Нельзя же, чтобы остальные догадались, что я ищу способ их остановить. А как мне еще было поступить? Грохнуться на коленки перед твоими родителями и возопить: «Люди добрые, помогите мне самым мерзким образом обмануть братишек и сестренок»? Я, между прочим, предан своей семье. В какой-то степени.

Говард хмыкнул.

— Надо было так и сделать, с папой этот трюк сработал бы. Кстати, не хочешь подумать, откуда взялось прозвище «клещик»?

— Зато у меня отлично получилось подогреть упрямство твоего отца, — ответил Торкиль. — И я заполучил Фифи. Но теперь не имею ни малейшего понятия, что предпринять дальше. — Он помолчал и рассеянно спросил: — Что ты там бормотал про клещика? Я обозвал тебя так, потому что нечего вцепляться мертвой хваткой и дергать за рукав, вот и все.

— Ты ошибаешься, — возразил Говард и отбросил челку назад.

— Головка разболелась? — неприязненно осведомился Торкиль и взглянул на Говарда.

Глаза у него округлились, потом сощурились, и он вскочил в развевающейся черно-белой сутане и воздвигся над Говардом во весь свой немалый рост. Говард едва не попятился. Он совсем забыл, что Торкиль — самый непредсказуемый в семье.

— Силы небесные! — воскликнул Торкиль. — Вентурус! Ах ты, маленький паршивец! Это ведь ты держишь нас тут как пришитых!

Его всего трясло — то ли от гнева, то ли от смеха, кто его разберет. Похоже, в этот миг Торкиль стал даже более непредсказуемым, чем прежде, и Говард растерялся, не зная, что сказать. Он от души обрадовался, когда из-под локтя у него вынырнула Катастрофа, непонятно как ускользнувшая от Эрскина.

— Вы ведь помогли нам спастись от Шик? — дерзко спросила она. — Вы тогда подмигнули, я видела, я все видела!

— Я не подмигивал, мне просто грим в глаз попал, деточка, — заносчиво ответил Торкиль и сказал Говарду: — Я смотрю, у тебя имеется личный клещик!

— Никакой я не клещик, я Катастрофа! — возмутилась Катастрофа.

— На твоем месте я бы не признавался, — посоветовал Торкиль.

Катастрофа захихикала.

— Он смешной, — доверительно сообщила она Говарду. — И в глубине души очень славный. Эрскин велел, чтобы я тебе это сказала, раз я так считаю.

Торкиль подбоченился.

— Эрскин? — прорычал он.

«Сейчас зайдется от злости похлеще Арчера», — испугался Говард. Но Торкиль хлопнул себя по бокам и захохотал:

— Ладно, Эрскин, довольно прятаться, выходи!

Он безропотно ждал, пока кованая дверца придела отворится и в нее с искательной улыбочкой бочком протиснется Эрскин, напустивший на лицо громиловскую туповатость. Завидев его, Торкиль ослабел от смеха.

— Эрскин! Видел бы ты себя со стороны! Ну у тебя и физиономия! — Все еще смеясь, он ткнул в Говарда. — Только погляди, кто к нам пришел! Клещик! Я, наверно, с самого начала подспудно подозревал, что это он, потому и обзывал его, как в детстве. Но он хитрый малый, оба раза подстроил так, чтобы лица было не видно: в первый раз предстал в синяках, во второй — в полутьме.

Говард не успел возразить: «Я не нарочно», потому что Торкиль посерьезнел, скрестил руки на груди и спросил Эрскина:

— Так в чем дело?

— Где Фифи? — вопросом на вопрос ответил Эрскин.

— В подвале собора, в усыпальнице, — сказал Торкиль. — Чего ты дергаешься? Живая! Она там спит, просто спит. И Арчеру я ее не отдам.

— Она нужна нам, — терпеливо объяснил Эрскин. — Без нее от Арчера не избавиться, а вернешь Фифи — мы его сплавим. И Шик с Диллиан тоже сплавим, — добавил он умоляюще.