Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты думаешь, он все еще любит свою жену? — спросила бы Элен. — Как тебе кажется, он уже пережил ее смерть? Как ты думаешь, у кого-то из нас действительно когда-то был шанс завоевать его?..
Она чувствовала, что Саския — единственный человек, который по-настоящему понял бы, почему Элен никак не может оторваться от этих фотографий.
Вам никогда не забыть вашего первого сеанса погружения в прошлое!
Флинн Холидей
— Опишите, что сейчас происходит, о чем вы сейчас думаете, — предложила Элен.
Альфред Бойл, застенчивый экономист-аналитик, который хотел научиться справляться с публичными выступлениями, сидел в зеленом кресле, демонстрируя все признаки идеального гипнотического состояния: его щеки порозовели, глаза беспокойно двигались под закрытыми веками, носки до блеска начищенных черных деловых ботинок торчали в разные стороны.
Это был их второй сеанс, и сегодня Элен возвращала экономиста в его прошлое.
После предыдущей встречи стало совершенно очевидно, что страх Альфреда перед публичными выступления представлял собой настоящую, полностью созревшую фобию. Бедняга даже говорить о таких выступлениях не мог без дрожи и заикания. И это грозило ему потерей работы. Он часто просто прикидывался больным, если должен был проводить какую-то презентацию, и кому-то приходилось его заменять.
Альфред уже рассказал о своей первой работе — в должности экономиста-стажера, когда он нес такую ерунду на какой-то незначительной презентации, что его босс добродушно перебил его: «Да забудь ты об этом!»
Теперь Альфред описывал некий разговор, случившийся в высшей школе. Ему тогда нужно было вытащить наугад билет с темой и экспромтом произнести двухминутную речь. Его темой оказалась музыка.
— Я чувствовал себя больным. — Голос Альфреда звучал иначе, словно помолодев. Он стал не таким низким. И даже то, как двигался его подбородок, напомнило Элен какого-нибудь подростка. — Мне нечего было сказать о музыке. Музыка. Что это такое в сущности? Ну, звуки и прочая ерунда? Все таращились на меня. Они считали меня идиотом. Я и есть идиот.
— Где вы ощущаете страх?
— Здесь. — Альфред прижал ладонь к желудку. — Меня сейчас вырвет. Серьезно. Меня сейчас вывернет прямо на пол в классе.
Элен встревоженно посмотрела на него и почувствовала, как усиливается ее собственная тошнота.
— Мы используем это ощущение как некий мост, — твердо произнесла она. — И мы пойдем по этому мосту к тому моменту, когда вы в самый первый раз почувствовали именно это.
Элен начинала поиск того, что называется первичным чувственным опытом.
— Когда я сосчитаю в обратном порядке от пяти до одного, вы вернетесь назад во времени. Пять — вы становитесь моложе, меньше ростом; четыре — вы следуете за искомым чувством; три — вы уже почти нашли его; два… один. — Элен наклонилась вперед и осторожно постучала Альфреда по лбу кончиками ногтей. — Вы нашли это.
Она выждала около секунды.
— Где вы сейчас? — спросила она.
— В детском саду, — ответил Альфред.
При звуке его голоса Элен пробрало леденящей дрожью. Ее так и не перестало изумлять то, что происходило в подобные моменты. Перед ней сидел мужчина пятидесяти двух лет от роду, но она разговаривала с маленьким ребенком…
— Сколько тебе лет?
Альфред поднял руку, растопырил пальцы и поджал большой.
— Четыре? — уточнила Элен.
Альфред застенчиво кивнул.
— И что сейчас происходит?
— Сейчас время отдыха, но Пэм плачет в углу для чтения. Ей почему-то очень грустно. Я думаю, что нужно ее немного развеселить, сделать подарок.
— О, замечательная идея. И что за подарок?
— Моя улитка.
О боже! Это наверняка добром не закончится.
— Твоя улитка?
— Ну да, я нашел ее сегодня утром на дорожке и положил в карман. Она просто огромная. И знаешь что? — Лицо Альфреда светится мальчишеским энтузиазмом. — У нее волосатая раковинка! Я раньше никогда не видел волосатых улиток!
— И что ты делаешь прямо сейчас?
— Я говорю: «Пэм, посмотри, это тебе!»
— А что делает Пэм?
По выражению ужаса и потрясения на лице Альфреда сразу становится понятно, что улитка успеха не имела.
— Она кричит и отталкивает меня.
«Ох, Пэм, что ты натворила», — думает Элен.
— Я падаю назад, на книжную полку, и она валится на пол, вместе со всеми теми пасхальными яйцами, которые мы раскрашивали утром! Мисс Борк кричит так, будто вокруг пожар, а я не могу найти улитку, и все на меня смотрят.
Ботинки Альфреда колотятся о пол.
— Мисс Борк бьет меня по ногам!
«Вот ведь сука», — думает Элен.
Слезы четырехлетнего мальчишки потоком льются по немолодому лицу, лицу, которому уже пятьдесят два года.
— Теперь я должен встать перед всеми и попросить прощения у Пэм, попросить прощения у всей группы за то, что разбил пасхальные яйца, и все на меня уставились, как будто я… как будто я какой-нибудь грабитель банков.
Элен хочется отправиться прямиком в 1963 год, увести Альфреда из детского сада и купить ему мороженого. Но сделать это может только один человек на всем свете. Она повысила голос:
— А поговорить я хочу теперь со взрослым Альфредом. Вы здесь?
Альфред выпрямился. Он негромко откашлялся и вскинул голову. Его голос снова зазвучал низко.
— Да.
— Хорошо. Альфред, я хочу, чтобы вы вернулись и посмотрели на себя четырехлетнего глазами взрослого человека. Я буду считать в обратном порядке от пяти до одного. Пять, четыре, три, два, один… Вернитесь!
Альфред повел головой.
— Вы здесь?
— Да.
— Вы видите четырехлетнего Альфреда?
— Да.
— Что бы вы хотели ему сказать?
— Все в порядке, дружок. Девочки просто не любят улиток. Они все вот такие странные. А ты ведь только хотел ей помочь. Так что ты ни в чем не виноват.
Элен бросила взгляд на наручные часы. Сеанс затянулся сверх положенного времени, а следующей должна быть Мэри-Бет Макмастерс, конечно, при условии, что она вообще явится. Пора было завершать дело с несколькими положительными внушениями.
Перед мысленным взором Элен возникло унылое лицо Мэри-Бет. Элен задумчиво посмотрела на Альфреда Бойла.
Мэри-Бет тоже одинока.
«Одинокий, одинокая» — вот что они оба сразу же ответили, когда Элен спросила о семейном положении, заполняя их первые анкеты, и произнесли это с одинаковой интонацией безропотного смирения в голосе.