Разноцветные «веселенькие» брошюры (казалось, еще немного – и составители, в надежде подбодрить раковых больных, напишут: «Мастэктомия – ваш путь к экономии. Больше не надо тратить деньги на бюстгальтеры!») все еще лежали на столе. К ним никто не прикасался. Но Брэнди почитала без нас кое-что другое. Рядом с недопитой чашкой кофе лежал большой глянцевый журнал. Я присела за стол и стала перелистывать его, пока Джо готовил напитки на сон грядущий.

– Новые модели купальников, – простонала я.

Молоденькие манекенщицы с надутыми губками, на Карибском море, в купальниках на таких тонюсеньких шнурочках, по сравнению с которыми зубная нить и та толще, заставили бы даже Эль Макферсон устыдиться своих форм. Я перевернула страницу, и тут взгляд мой упал на нечто куда более интересное.

Журнал «Все о женщине» проводил акцию по борьбе с раком груди. Две страницы после разворота с обнаженными красавицами, едва прикрытыми так называемыми купальниками, занимал материал с фотографиями вполне реальных женщин. Женщин, переживших рак груди. Их было трое, мои ровесницы, не старше, и они улыбались со страниц журнала. В середине страницы крупным шрифтом были набраны слова одной из них: «…это самое лучшее, что было в моей жизни». Некто Шери Либерти в корне изменила свою жизнь: победила рак, развелась с мужем, который ее бил, и теперь начала жизнь заново в качестве психотерапевта, специализирующегося на гипнозе.

На следующей странице журнал разъяснял, на что пойдут деньги, вырученные в ходе проведения данной акции. В клинике Святого Экспедитора в Санта-Монике находится одно из лучших раковых отделений. Там используются новейшие методы лечения, там работают лучшие врачи. Судя по фотографиям клиники, это место сильно отличалось от унылого здания, где Брэнди делали биопсию. Там все было пропитано какой-то безнадежностью, а клиника Святого Экспедитора напоминала скорее дворец, над входом в который можно было бы смело написать: «Обрети надежду, всяк сюда входящий». Казалось, стоит только переступить ее белоснежные мраморные ступени, и ты уже спасен.

Джо поставил передо мной кружку «Хорликса». Мама недавно прислала ему из Англии целую банку этого молочного напитка.

– Что читаешь? – спросил он меня.

– Угадай.

Я пододвинула ему журнал со статьей.

– Так это же почти рядом с нами, буквально в нескольких кварталах. Разве Брэнди нельзя туда обратиться? – воскликнул Джо.

– Не по бесплатной медкарте, – вздохнула я.

– А если бы она могла заплатить за лечение в этой клинике… как ты думаешь, сколько бы это стоило?

– Не знаю точно. Несколько тысяч долларов… Может, десять, может, больше…

Джо безнадежно вздохнул.

– Она занимала у меня в прошлом месяце немного, чтобы внести свою часть платы за квартиру.

– Я знаю, Джо, у нее ни гроша за душой. И из-за этого Брэнди чувствует себя так, словно жизнь загнала ее в угол, понимаешь? Мне кажется, она думает, что, будь у нее капитал, ее можно было бы вылечить, а так она отправится под нож только потому, что этих вшивых денег у нее нет!

– А ты сама тоже так думаешь?

– Я даже не знаю. Но так считает Брэнди. А раз она так считает, у нее может не хватить сил бороться.

– И что же делать?

– Надо достать денег.

– Как?

– А кто его знает… Может, будем работать в «Ледибойз» по две смены?

– У меня есть небольшая заначка, – тихо сказал Джо. – Откладывал понемногу на эту… на свою операцию.

– Нет, Джо, что ты! Эти деньги трогать нельзя, – вздохнула я.

– Да ладно, ходил же я с членом всю свою жизнь, похожу и еще пару лет. От этого, во всяком случае, не умирают, так ведь?

– Сколько у тебя?

Мне было крайне неприятно задавать этот вопрос, но другого выхода просто не было.

– Около тысячи долларов.

– И все?

– Ну, знаешь, мне, между прочим, надо было еще на что-то одеваться, и вообще… – сказал Джо, оправдываясь, – я в отличие от тебя не имею возможности просто зайти в магазин и тут же подобрать себе пару туфель нужного размера.

– Прости. Но что же нам делать?! – в отчаянии воскликнула я. – Да я отдам все, что Эрик заплатит мне за эту проклятую свадьбу, только это вряд ли изменит дело. Ну будет у нас две тысячи, что с того? Так нечестно! Словно мы живем не в цивилизованном обществе! А ведь сколько здесь богатых, Джо! Эрик Нордофф тратит не меньше тысячи в неделю на одни только цветы для холла.

– Да, вот бы он пригласил тебя еще на парочку свиданий с оплатой по тысяче баксов, – мечтательно сказал Джо.

– Не знаю. Не уверена, что смогла бы выдержать еще раз такое, – призналась я. – Знаешь, эти люди… они живут словно в другой вселенной, Джо. Случись с ними нечто подобное, и лучшие специалисты примчались бы к ним в тот же миг. А бедные обречены просто подыхать, как воробьи.

– О боже, – шмыгнул носом Джо, – перестань, пожалуйста. Я вспомнил сказку про воробья, который клевал золотую статую, – маленькие кусочки золота, которые ему удавалось отколупать, он отдавал бедным.

– Жаль, я не отколупнула от Эрика Нордоффа. Он бы не обеднел, а я могла бы расплатиться за операцию Брэнди, продав одну только пепельницу из его гостиной.

– Так давай его ограбим! – оживился Джо.

– Не думаю, что это удачная мысль. Хотя… Нет. – Я покачала головой. – Даже если бы мы украли у него какую-нибудь картину, мы все равно не знали бы, кому ее загнать.

– Тогда можно его шантажировать.

– Да заткнись ты, Джо. Придумай лучше что-нибудь путное, – вздохнула я.

Я отпила глоток «Хорликса» и вспомнила, что терпеть не могу этот напиток.

– Просто фильм ужасов, – сказал Джо. – Я имею в виду, это просто нелепо, что Брэнди больна. Она так молода, в ней жизнь бьет ключом.

– Она и не собирается пока умирать, – напомнила я.

– Знаешь, что я тут подумал?

– Что?

– Что, возможно, мы живем в мире иллюзий. Возможно, никто из нас троих так и не добьется успеха. В Голливуде скорее снимут фильм о наших печальных судьбах, чем предложат нам сыграть в нем главные роли. Я хочу сказать, что если посмотреть на нас здраво, Лиза, то что увидишь? Я – жалкий трансвестит, который не поет, а дерет глотку, как мартовский кот.

– У тебя есть голос, – попыталась возразить я.

– Да ладно тебе… Я тут подслушал, как Антонио звонил Саше по телефону и умолял ее вернуться скорее, пока я не распугал всех посетителей своим воем. Он именно так и сказал.

– Да Антонио представления не имеет, что такое хороший голос!

– Зато он знает, что такое плохой. Лиз, я – карикатура. Стереотип. Высокий толстый мужик, который решил, что может просто нацепить платье и превратиться в примадонну. А у Брэнди, как теперь оказалось, рак. Ну чем не сценарий для кино? Девушка, которая зарабатывает себе на жизнь только тем, что хороша собой, заболевает самой страшной болезнью, какую можно вообразить! Ее грудь – ее самое большое достояние, и именно она становится ее самой большой проблемой. Представляешь, какие кассовые сборы будут у такого фильма? – Я пожала плечами, но я прекрасно понимала, что Джо имеет в виду. – Это похоже на телесериал. Брэнди будет играть та брюнеточка из «90210». Она будет кусать губки и заламывать руки, когда узнает, что больна. А потом умрет красивой смертью. Меня же будет играть тот рыжий из «Ночей Буги», и в конце фильма я буду плавать в бассейне лицом вниз.