Я подсела к ней на ступеньку и некоторое время мы молча созерцали открывавшийся с нашего крыльца вид. Видом, впрочем, был искореженный кузов сгоревшей машины, который неделю назад кто-то приволок к нашему дому и бросил здесь. В лучах рассвета и это смотрится неплохо, утешила себя я.

– Что-то случилось? – спросила я наконец у Брэнди.

– Да нет, ничего, – ответила она.

Когда человек так отвечает, становится ясно, что у него неприятности.

Я знала, что накануне Брэнди неожиданно вызвали на внеочередные пробы: шел отбор на эпизоды в одном комедийном сериале. Никакой важной роли, так, помелькать, помахать волосами, облизнуть губки.

– Что, плохо прошло? – спросила я.

– Можно и так сказать. – Она глубоко затянулась и щелчком отправила сигарету прямо в центр муравьиной дорожки, которая пролегала из сада через крыльцо к нам на кухню (последний месяц муравьи исправно и неутомимо перетаскивали к себе всю не спрятанную в холодильник еду).

– Да что случилось-то? – спросила я. – Опять раздеваться пришлось?

Брэнди кивнула.

– Ну что ж, – начала я, – ты ведь и сама понимаешь, чего можно ждать, если пробуешься на роль в фильме с названием «Куколки из спальни». Поговори об этом в агентстве. Пусть подбирают тебе другие предложения. В конце концов, не хочешь раздеваться – тебя никто и не заставит.

– Что значит «не хочешь»? Тоже мне, проблема – снять лифчик перед камерой…

– Ты серьезно?

– Да абсолютно. Если бы я не переживала из-за того, что мне не стыдно это делать, я вообще бы об этом не задумывалась. А так, сама понимаешь, отголоски католического воспитания…

– Тогда в чем дело? – бросила я беззаботно. – Какие проблемы могут быть у актрисы, которая не смущается сниматься голышом?

Брэнди отсутствующим взглядом уставилась в пространство и только покусывала верхнюю губу. Казалось, она меня не слышит. Я вдруг поняла, что подруга изо всех сил пытается не расплакаться.

– Тебе сказали, что ты плохая актриса? – сделала я еще одну попытку разговорить ее.

– Нет.

– Сказали, что ты уже старовата для этой роли?

– Нет, – отвечала она. – Нет.

Несмотря на то что Брэнди изо всех сил старалась держать себя в руках, у нее по щеке скатилась большая слеза.

– Не в этом дело, – повторила она, закрывая лицо ладонями. – Совсем не в этом.

Брэнди разрыдалась, плечи ее вздрагивали.

Я обняла подругу, погладила по голове, даже поцеловала в макушку. Бесполезно. Она продолжала плакать. Я не знала, что и думать. Все было не так, как обычно. В конце концов, Брэнди не впервые возвращалась с проб, не получив приглашения на роль. Обычно ее расстройство внешне выражалось максимум в том, что, пустив слезу-другую (чтобы только тушь не потекла), она выходила во двор и начинала бой с тенью, отрабатывая приемы джиу-джитсу на воображаемом режиссере. Продолжалось это до тех пор, пока невидимый обидчик не оказывался поверженным и втоптанным в землю.

Видимо, на этот раз неудача стала последней каплей. Брэнди жила в Лос-Анджелесе уже три года. Конечно, с некоторых пор ей уже не приходилось обитать в машине, но, положа руку на сердце, наша лачуга не сильно выигрывала по сравнению со старым «ниссаном». И хотя Брэнди сказала, что может запросто раздеться перед камерой, прозвучало это как-то неубедительно. По всей видимости, плакала она из-за того, что очередная роль ускользнула от нее к более молодой актрисе.

Дело в том, что Брэнди чаще всего доставались роли девочек-подростков и студенток. В таком амплуа она числилась и в агентстве. Естественно, что рано или поздно это должно было закончиться. Брэнди, видимо, просто осознала, что ее время истекло. В таком возрасте мечтать о начале серьезной актерской карьеры глупо. В общем, Камерон Диас может спать спокойно – Брэнди не станет ее конкуренткой. Равно как и конкуренткой Дженнифер Лопес. На пятки Брэнди и другим непробившимся актрисам в возрасте под тридцать наступает целый полк охотниц за удачей в возрасте слегка за двадцать. У них такие же ноги, такая же грудь, такие же волосы – только всё посвежее. А то, что они про «Дюран-Дюран» и слыхом не слыхивали, так что с того?

– Не расстраивайся, – попыталась я утешить Брэнди, – рано или поздно всем нам придется пройти через это. Тебе просто нужно поменять амплуа. Брэнди, у тебя еще все впереди. Поговоришь с агентом, пусть он вызывает тебя на пробы на роли женщин постарше. Хар́актерные роли. Рене Руссо до сорока лет вообще никто не знал. Зато потом… А ты, кстати, даже чем-то похожа на нее.

Брэнди подняла голову и посмотрела на меня. Похоже, мои попытки утешить ее были тщетны.

– Да не в этом дело, – тихо прошептала она. – Я не боюсь состариться, Лиз. Это хуже, намного хуже, – она глубоко и горько вздохнула. – О боже…

– Что может быть хуже?

Брэнди закрыла глаза, словно в очередной раз вспоминая о чем-то тяжелом, таком, что даже нельзя произнести вслух.

– На пробах мне велели раздеться, а потом ко мне подошел ассистент режиссера и сказал, что у меня с грудью что-то не так.

– Вот скотина! – вздохнула я с облегчением. – Сказал бы спасибо, что у тебя все настоящее, а не из силикона.

– Уж лучше бы из силикона, – процедила Брэнди сквозь зубы. – Тогда, возможно, у меня не было бы рака груди.

– Брэнди, ты преувеличиваешь, – пробовала я урезонить ее, проходя следом за подругой в комнату. Но когда мы вошли, она сняла футболку и показала мне складку на груди, рядом с подмышкой. Складка была похожа на шов или на старый шрам. Тут и мне тоже стало страшно.

– Потрогай, – скорее скомандовала, чем попросила, Брэнди. – Давай. Потрогай и скажи, преувеличиваю я или нет.

Я робко протянула руку и дотронулась до груди Брэнди. Это было легкое прикосновение, и я не почувствовала ничего, кроме острого смущения. Но Брэнди положила свою руку поверх моей, надавила посильнее, и тут действительно я, кажется, почувствовала нечто. Оно было похоже на маленький шарик. Крошечный, чуть больше горошины.

– Не надо делать преждевременных выводов, – авторитетно заявила я. В глубине души мне было очень стыдно за огромное облегчение, которое я испытала, когда Брэнди снова надела футболку. – Опухоли разные бывают. В первую очередь надо выяснить, злокачественная она или доброкачественная. Потому что в большинстве случаев опухоли доброкачественные.

– Это с моей-то наследственностью? Да у меня мать умерла от рака груди!

– Но она же была значительно старше тебя, – не сдавалась я. – Пока рано бить тревогу, – добавила я веско. Я скорее старалась убедить в этом себя, чем Брэнди. – Мы позвоним твоему врачу и запишемся на прием прямо сегодня днем. Если хочешь, я схожу с тобой.

– Да нет у меня никакого врача!

– Ты не закреплена ни за каким врачом в Венис-Бич?