Сегодня утром он спросил:

— Не пора ли идти на город, я задыхаюсь в Гегути!

Абуласан нахмурился:

— Поход на город требует большой подготовки. Тамар так просто трон не уступит. Ты должен быть таким царем, чтобы народ стал слагать песни о тебе, и гораздо больше, чем слагает о Тамар. Оставим все в стороне, ты думаешь, я не скучаю по своим внукам, а ведь я даже не знаю, где они укрываются! — Слова его звучали буднично, но интонация… Боголюбский понял, Абуласан отчитал его.

Эх, времена, когда он был царем-супругом, были гораздо веселее — переодетый, он тайно посещал места, которые ему нравились, общался с теми, кто был ему по душе. В неделю трижды, по крайней мере, гостил у татар. А эти твердят сейчас о каких-то песнях, которые должны слагать в его честь. Боголюбский поражался, как грузины, у которых столько внешних и внутренних врагов, не исчезли с лица земли.

«Сколько у них ненавистников и дома, и за его пределами, а им бы только попировать. Живут, будто их окружают друзья, а не зложелатели. Только сядут за стол, затягивают песню и поют так, что и враг заслушается. Вкладывают в свои песни столько страсти, словно решается вопрос жизни или смерти. Любят вино и застольные разговоры. На заходящее солнце смотрят, как на единственное дитя, отправляющееся на войну, а восход воспринимают как явление Божье. Они и дождь любят, посвящают ему песни».

С тех пор как он воцарился в Гегути, он подметил еще одну черту этого народа. «Предатели! Как они отступились от собственной царицы! Как долго они будут верны мне?»

Одно утешало: сегодня они верны не ему, Боголюбскому, а собственному вероломству, они сторожат собственную измену. Поэтому он должен обставить их прежде, чем они допетрят, что больше в нем не нуждаются. Здесь, в Гегути, его ничего больше не ждет, вот когда в городе он завладеет настоящим троном, тогда…

Боголюбский прекрасно понимает, что из его сторонников, по крайней мере, двое станут его головной болью — Абуласан и Гузан Таоскарели. Впрочем… не надо забывать и о Вардане Дадиани. Ладно, Вардан был управляющим хозяйством царского двора, он сделает его главным казначеем, подарит земли… Расширит его владения… Что касается Гузана… Самолюбив, тут тоже надо расширять владения, привык быть первым… Пожалуй, все, Гузану больше не надо… А вот Абуласан, с ним что делать? Был главным казначеем, будет ли амирспасаларство ему по плечу? Нет, он хочет царствовать над царем… Но Боголюбский уже не ребенок, его поздно воспитывать… Вот кто его головная боль… Что уготовить Абуласану? Судьбу грека? Славный был парень! Сидел бы себе в Карну-городе, но нет, он предпочел следовать за ним, а тут… ему ничего не нравилось… Вздумал царствовать над царем. Все же не надо было соглашаться так быстро, надо было прежде выбрать нового… поспешил. Стало быть, Абуласан! О, он не прочь поцарствовать… ежели Боголюбский ничего не придумает, Абуласан разделит судьбу молодого грека. Тот был молод, нашел могилу на чужбине, этот уже пожил, и в последний путь его с почетом проводят близкие и родные. Разве это мало?! Немногие удостаиваются такой почести! Чудаки! Хотят сделать из него царя, о котором сложат больше песней, чем о Тамар. Как они любят эти песни! Они еще не вышли из первобытного состояния — отсюда и их измены. Надо опередить их! А что другое сделал его дядя?! Отнял у его отца не только город, но и жизнь. Надо указать им на их место.

Боголюбский поднялся, подошел к иконе, осенил себя крестом и стал думать о том, о чем даже не заикался, тем более в присутствии заговорщиков. Узнай они, какая буря бушует в сердце Боголюбского, они разорвали бы его на части. Не для этого они возвели его на престол… Их бесит любое упоминание о Тамар. А для Боголюбского она — глоток свежего воздуха! Сама мысль о ней. Душой он с Тамар, а вот плотью… «К черту всех этих Абуласанов и Боцо! Порублю им головы и верну Тамар… Тамар!»

Боголюбский пойдет на все, преодолеет все свои недуги, лишь бы вернуть Тамар!

В зале появился Гузан Таоскарели.

«Какой надменный вид, почему он так близко подходит ко мне?!»

Боголюбский смерил его взглядом — представителен, широк в плечах, но ему ничего не стоит уложить его на лопатки.

Эх, это с женщинами Боголюбский слаб, а в представительности и осанистости он мало кому уступает, только вот в объятиях Бахуса сознание его меркнет.

— Что происходит, Гузан, почему войско не готово, мы ведь даем время Тамар!

— Войско готово, царь, но мы тронемся только после того, как народ присягнет тебе на верность.

«Господи, ну что за люди, хлебу они предпочитают разговоры о хлебе», — в тоске подумал новый царь, а вслух произнес:

— А для чего эта клятва в верности?

— Присягнувший грузин более предан, ибо он раб своего слова!

Боголюбский рассмеялся.

— Но они ведь уже присягали Тамар!

— Тамар — это прошлое, она уже пять лет на троне, даже больше! Ты — новый царь. Новый царь приносит народу надежду. Тебе присягнули уже Сванети, Абхазети, Гурия, Рача, Таквери, Самцхэ, Джавахети — почти вся Западная Грузия.

— Кто же остался?

— Одиши. Завтра тебе поклянутся в верности одишцы. Я отправлюсь в Джавахети. А потом пойдем на город.

— Владетель Одиши Вардан Дадиани рядом с нами, — с усмешкой заметил Боголюбский, — и так все ясно, к чему дополнительные клятвы, — он помолчал, потом спросил: — А кто не признал меня царем, кто не присягнул на верность?

Гузан Таоскарели не смог сдержать улыбки:

— Кто не присягнул тебе, тот приникнет к родной земле, как дитя к матери.

Боголюбский поднялся, нервно заходил из угла в угол.

— Мне это не нравится, Гузан, — он остановился перед Таоскарели и вперил в него взгляд, — все они либо трусы, либо предатели. Сегодня они предали Тамар, завтра предадут меня. Какой смысл в этих клятвах?!

Гузан Таоскарели почувствовал раздражение.

— Слово «предательство» имеется не только в грузинском языке, царь, оно присутствует во всех языках. Похоже, ты ни во что не ставишь наши старания.

Боголюбский рассмеялся. Похлопал Гузана по плечу:

— Да ладно, это я сказал так, к слову, я вас очень ценю!

Гузан был прав. Почти вся Западная Грузия присягнула на верность новому царю: коли наш господин велит нам сделать это, стало быть, так нужно, рассуждали люди. Посему эта клятва свидетельствовала лишь о коварстве вельмож и князей, именно они в действительности отступились от царицы Тамар. Сегодня поддержать Боголюбского значило иметь возможность вдоволь зачерпнуть для себя из царской бочки меда. Это придавало силы бунтовщикам. Ни Абуласан, ни Гузан, ни Боцо, ни Вардан и близко не подпускали к себе посланников царицы, прибывших с миссией мира. Устами своих посланцев Тамар требовала не проливать крови грузин, предлагала сесть за стол переговоров и решить все наболевшие вопросы. Но заговорщики и слушать не хотели. «Точно так же она поступила во время восстания Кутлу-Арслана: усадила за стол, на словах пошла на массу уступок, успокоила нас, а потом показала где раки зимуют».