Обернувшаяся было назад Элиса снова села прямо, тяжело дыша:

— За нами никто не едет. Пока не едет. Может быть, нам удастся… У тебя нет бортового компьютера?

— Нет, и навигатора GPS или Galileo тоже нет. Мне не хотелось их ставить. У меня есть карта автомобильных дорог, по старинке, в бардачке… Уф, как я напугался… Никогда не думал, что я могу так тронуться с места… — Он закусил губу и немного сбросил скорость. — Жаль, что меня не видел Луис Лоперация. — И, обращаясь к ней, он добавил: — Это я про брата.

Элиса не слушала. Какое-то время она была занята разворачиванием прямоугольных листов и что-то искала в тусклом желтоватом свете салона. Свесившиеся вперед черные волосы скрывали от него ее красивое лицо.

— Поезжай до Сан-Агустин-де-Гвадаликс, а потом сверни к Кольменару.

— Хорошо.

— Виктор…

— Что?

— Спасибо.

— Да ну тебя.

Он почувствовал, как ее пальцы ласково коснулись его руки, и вспомнил, как однажды, когда он был у брата на зимних каникулах, от внезапной близости костра у него так же пробежали по коже мурашки.

— Теперь принимаются вопросы и пожелания, — тихо сказала она, сворачивая карту.

— Ты еще не рассказала, что же случилось в кладовой на самом деле. Говоришь, что всей правды вам не сказали…

— Сейчас расскажу. Сначала я хотела бы разъяснить неясности, которые могли остаться у тебя после моего рассказа.

— Неясности, которые у меня могли остаться? Если бы ты сейчас спросила у меня, кто я, мне и то было бы неясно, что ответить… Даже не знаю, с чего начать. Все так… не знаю…

— Странно, правда? Страннее этого тебе ничего слышать не приходилось. И именно поэтому мы должны вести себя так, как никогда еще не делали. Чтобы это понять, мы сами должны стать странными, Виктор.

Эта параллель ему понравилась. Особенно в устах такой красотки, одетой в майку с таким декольте, черную куртку на молнии и джинсы, с таким ножом в руке, на скорости двести километров в час и среди ночи. Да уж, мы странные. И ты, и я. Strangers in the night. Он еще немного прибавил скорость. Потом ему пришло в голову, что на встрече, на которую они едут, будут и другие люди, так что они уже не смогут быть наедине. Это его немного расстроило.

Он решил задать вводный вопрос:

— У тебя есть какие-то доказательства… ну, всего произошедшего? То есть… Ты сохранила какую-то копию записей с динозаврами и… с этой женщиной из Иерусалима?

— Я же сказала, что нам ничего не позволили увезти. В «Игл Груп» утверждают, что все записи были уничтожены взрывом. Может, это неправда, но это меня волнует меньше всего.

— Как может быть, что все научное сообщество ничего об этом не знает? Это произошло в 2005 году, десять лет назад… Великие технологические открытия невозможно скрывать столько времени…

Элиса задумалась, прежде чем ответить.

— Виктор, научное сообщество состоит из нас, ученых. В сороковые годы многие из наших коллег признавали возможность производства бомб на основе распада ядер, но при виде взрывов в Японии они были поражены не меньше остальных. Одно дело — считать что-то возможным, а другое, совсем другое — видеть это своими глазами.

— И все-таки…

— Бедный Виктор… — сказала она, и он быстро взглянул на нее. — Ты не поверил ни единому моему слову, так ведь?

— Нет, конечно, поверил. Остров, эксперименты, видеозаписи… Просто… Слишком много всего происходит в одну ночь.

— Думаешь, я брежу.

— Нет!

— Ты вправду веришь, что было что-то вроде проекта «Зигзаг»?

Этот вопрос заставил его задуматься. Верил ли он? Она довольно подробно обо всем рассказала, но воспринял ли он это сам? Смог ли он расчистить магистрали своего мозга, чтобы переварить такой поток невероятной информации? И главный вопрос: понял ли он, что все это значит, если то, что она рассказала, — правда? Возможность видеть прошлое… «Теория секвойи» позволяет открыть струны времени в видимом свете и превратить картинку из настоящего в картинку из прошлого. Это казалось ему… Возможным. Правдоподобным. Восхитительным. Логичным. Абсурдным. Если бы это было так, история человечества в корне переменилась бы. Но как в это поверить? До сих пор он знал то же, что и все остальные физики: теория Бланеса была привлекательной с математической точки зрения, но возможностей для ее экспериментального подтверждения существовало крайне мало. Что же до остальных странностей (таинственные тени, необъяснимые смерти, призраки с белыми глазами), если сама основа рассказа казалась ему немыслимой, как можно поверить в них?

Он решил ответить честно.

— Не совсем верю… То есть мне кажется невероятным, что я узнаю о самом великом открытии со времен теории относительности здесь, в машине, полчаса назад, по дороге в Бургос… Прости, но я не могу… Я еще не могу это переварить. Но с той же уверенностью могу сказать, что тебе я верю. Несмотря на… на твое странное поведение, Элиса. — Он сглотнул слюну и выложил все: — Буду с тобой откровенен: за эту ночь я передумал много вещей… Я еще не знаю толком, от кого мы убегаем, не знаю, почему у тебя в руке такой… такой нож… Все это меня пугает и заставляет сомневаться в тебе… и в себе. Твой рассказ, даже твое поведение — для меня огромная загадка. Настоящий ребус, самый сложный за всю мою жизнь. Но я выбрал решение. Мое решение такое: «Я верю тебе, но сейчас не могу верить в то, во что веришь ты». Я понятно выразился?

— Вполне. Спасибо за откровенность. — Он услышал, как она глубоко вдохнула. — С этим ножом я ничего не сделаю, честное слово, но прямо сейчас я без него обойтись не могу, как не могу обойтись и без тебя. Потом ты поймешь. В общем, если все выйдет так, как я думаю, через пару часов ты поймешь все и мне поверишь.

Звучавшая в ее голосе уверенность заставила Виктора содрогнуться. Одинокий указатель сообщил о близости поворота на Кольменар. Виктор выехал с автомагистрали и поехал по небольшой дороге с двусторонним движением, не менее темной и опасной, чем его собственные мысли. Голос Элисы доносился как во сне:

— Я расскажу тебе то, что рассказали мне. После перелета на вертолете я очнулась на другом острове. Он находится в Эгейском море, названия тебе лучше не знать. Сначала я почти никого не видела, только каких-то людей в белых халатах. Мне сказали, что под влиянием Воздействия Черил Росс сошла с ума и, спустившись в кладовую станции на Нью-Нельсоне, покончила с собой… Мне это показалось диким. Я же говорила с ней прямо перед этим… Я не могла поверить.

Виктор перебил ее, чтобы задать один из самых важных для него вопросов:

— А Рик?

— О нем мне ничего не хотели говорить. В первую неделю мне только делали разные анализы: крови, мочи, рентген, магнитный резонанс, все, что угодно. И я все так же никого не видела. Терпение у меня было на исходе. Большую часть времени я сидела взаперти в палате. У меня отобрали одежду и наблюдали за мной с помощью видеокамер: отслеживали все, что я делала… все реакции… как за подопытным кроликом. — Голос Элисы задрожал от внезапно подступившего отвращения. — Я не могла одеться, не могла спрятаться. Единственное их объяснение, которое всегда давалось через громкоговоритель, никогда лично, заключалось в том, что им необходимо удостовериться, что со мной все в порядке. Что-то вроде карантина, говорили они… Какое-то время я держалась, но в конце второй недели нервы у меня почти сдали. Я закатила скандал с криками и истерикой, тогда они вошли, снизошли до того, чтобы выдать мне халат и привели Гаррисона, того типа, который был с Картером, когда я подписывала в Цюрихе контракт. Уже сам вид его был мне неприятен: сухой, бледный, с невероятно холодным взглядом… Но именно он рассказал мне то, что назвал «правдой». — Она помедлила. — Мне жаль говорить тебе то, что я скажу. Тебе это не понравится.