Его предплечье сжала чья-то рука. Слова застряли у него в горле: никто и никогда к нему так не притрагивался, все его отношения с людьми строились на вежливом расстоянии. Рука тянула, силой вытаскивала его из машины. Теперь, помимо страха, он испытывал ярость честного гражданина, которого запугивают представители властей.

— Эй, что вы делаете!.. По какому праву?..

— Идемте.

Их было двое: один лысый, другой светловолосый. Говорил лысый. Виктору показалось, что светловолосый даже не понимает по-испански.

Да ему это было и ни к чему.

У светловолосого был пистолет.

Дом, расположенный в нескольких километрах от Сото-дель-Реаль, был таким, каким она его помнила. Возможно, единственное различие заключалось в том, что внутри был больший беспорядок, а вокруг выросли новые здания. Но все та же двухскатная крыша, белые стены, веранда и старый бассейн. Было темно, хотя, когда она была здесь в первый раз, тоже было темно.

Все было таким же, и все изменилось, потому что во время первого приезда она ощущала прилив надежды, теперь же, напротив, была совершенно подавлена и обессилена.

Комната, в которой ее заперли, оказалась маленькой спальней, где, похоже, уже многие годы никто не спал. Никаких украшений, только кровать без покрывала и тумбочка с голой лампой — единственным источником света. И два шкафа: один деревянный, с прогнувшейся от старости правой дверцей, другой — из плоти и крови, в черном костюме, с наушником и скрещенными руками, стоял прямо перед дверью. Элиса уже пробовала говорить со вторым шкафом, но это было также бесполезно, как и с первым.

Пока она вышагивала по пустынной комнате под пристальным взглядом цербера, ее мысли возвращались к единственной из множества важных тем, самой насущной. Прости меня, Виктор. Прости меня, пожалуйста.

Она не знала, куда его увели. Скорее всего тоже сюда, в этот дом, но устроившие им засаду люди разделили их, заставив Виктора сесть в другую машину. Ее повезли в автомобиле Виктора (естественно, отобрав дурацкий бесполезный нож). Однако она была почти уверена, что обе машины ехали в одно и то же место, и что Виктора привезли раньше, чем ее. В данный момент его, наверное, допрашивают в другой комнате. Бедный Виктор.

Она решила, что поможет ему выбраться из этой дыры, пусть это даже будет последнее, что ей доведется сделать. Втянуть его в это дело было с ее стороны непростительной слабостью. Она поклялась себе, что сделает все возможное, использует свою жизнь как обменную монету или мостик, по которому он сможет выбраться. Но для начала ей нужно было получить ответ на ужасно волнующие ее вопросы. Например, почему звонок состоялся, если это место было небезопасным? И откуда узнали о встрече они? Может, они с самого начала устроили им ловушку?

Через двадцать — тридцать минут дверь резко распахнулась, ударив охранника по спине. В комнату заглянул какой-то человек без пиджака (не Важная Особа, пока не она, хотя Элиса была уверена, что вскорости ее увидит). Оба мужчины обменялись извинениями на английском, но никто не стал ничего ей объяснять. Тот, кто ее сторожил, сделал ей знак своей громадной головой, и Элиса подошла ближе.

Ее провели через гостиную в сторону лестницы. Пахло свежесваренным кофе, и люди в пиджаках или без них сновали в кухню и из кухни с чашками и стаканами. У них все было спланировано заранее.

Наверху ее снова обыскали.

Уже не с помощью металлодетектора, а руками. Заставили снять куртку, поднять руки над головой и расставить ноги. Обыск проводила не положенная по закону женщина-полицейский, которая может касаться другой женщины, а мужчина, но ей было все равно. За годы слежки и допросов она утратила чувство самоуважения. И ясно было, что они тоже не собираются обращаться с ней уважительно. Что они искали? Что она могла им сделать? Они нас боятся. Намного больше, чем мы их.

После тщательного досмотра мужчина кивнул, вернул ей куртку и открыл дверь в другую комнату, где было устроено что-то вроде библиотеки.

И в ней, о да, сидел Важный Подонок.

— Госпожа Робледо, я всегда рад новой встрече с вами.

Ей казалось, что она готова к этой встрече.

Но она ошибалась.

Подавляя ярость, она согласилась сесть в кресло перед небольшим столом. Один из мужчин вышел из комнаты и закрыл дверь, другой остался стоять за ее спиной, готовый действовать, если она, к примеру, решит броситься на седого дедушку и выцарапать ему глаза. Вероятность этого, конечно, существовала.

— Я знаю, почему вы хотели сюда сегодня приехать, — сказал седовласый на правильном английском, усаживаясь к столу после того, как она села. Он явно только что прибыл: пальто еще висело на стуле, и на нем блестели капельки ночной сырости. — Обещаю, что много времени у вас не отниму. Мы только мило побеседуем. А потом вы сможете встретиться с вашими друзьями… — Стоявшая на столе лампа с большим абажуром наполовину скрывала его лицо; мужчина отодвинул ее, и Элиса увидела его улыбку. Зрелище было не из тех, которые ей страстно хотелось бы увидеть, но ничего не поделаешь.

За последние годы Гаррисон заметно постарел, но взгляд его глубоко посаженных глаз из-под почти не существующих бровей и эта улыбка на бритом лице (он давно перестал носить усы, которые были у него в момент первого знакомства) выражали всегдашнюю «холодность-вежливость-угрозу-доверие». Хотя под ней, пожалуй, просвечивало что-то еще. Что-то новое. Ненависть? Страх?

— Где мой друг? — заявила она, не испытывая особого желания докапываться до сути.

— Который? У вас их несколько, один лучше другого.

— Профессор Виктор Лопера.

— А, он отвечает на пару вопросов. Когда мы закончим, вы сможете…

— Оставьте его в покое. Вам нужна я, Гаррисон. Отпустите его.

— Ах, профессор, профессор… Ваше нетерпение столь… Всему свое время… Чашечку кофе? Ничего другого не предлагаю, потому что вы, наверное, уже ужинали… Полпервого ночи — поздновато уже даже для вас, испанцев, не так ли? — И он обратился к стоявшему позади нее призраку: — Скажи, пожалуйста, чтобы принесли кофе.

Кофе ей хотелось, но она решила, что не примет от него ничего, даже если будет биться на полу в агонии от отравления, а он предложит ей противоядие. Когда лакей ушел, она решила попробовать разыграть взрыв нетерпения.

— Слушайте, Гаррисон! Если вы не отпустите Лоперу домой, обещаю, что устрою скандал… Еще какой скандал, обещаю: с журналистами, судами, с чем угодно… Я уже не такая послушная дура, как раньше.

— Вы никогда не были послушной дурой.

— Хватит глупостей. Я говорю серьезно.

— Да что вы? — Вдруг всю любезность Гаррисона как рукой смело. Он выпрямился на стуле и ткнул в нее длинным указательным пальцем. — Тогда я скажу вам, что можем сделать мы: мы можем завести на вас дело, на вас и на вашего друга Лоперу. Можем обвинить вас в разглашении секретных данных, а Лоперу в укрывательстве и пособничестве. Вы нарушили все юридические нормы, которые когда-то подписывали, так что нечего угрожать… Может, скажете, что тут смешного?