– А чья же?

– Наверное, тех, кто в меня верит. По-настоящему верит.

– Это вы о ком? Уж не о Толике ли Картошкине?

– Не знаю, поверите вы ли или нет, но только утверждаю: не я оживил мальчишку.

– А самого Толика? Тоже, скажете, не вы?

– С Картошкиным несколько сложнее. Вообще-то он вовсе не умирал…

– То есть как?!

– У него была просто долговременная потеря сознания. Нечто вроде летаргического сна. Душа его хоть и вышла из тела, но находилась неподалеку. Вернуть ее назад не составило труда.

– Но почему вы избрали в качестве своих, не знаю, как их обозначить, учеников, что ли, Картошкина и близнецов Сохацких? Ведь они далеко не лучшие люди нашего городка.

– Ибо, как говорится: «Худшие станут лучшими». Не я их выбирал…

– А кто же?

– Вы помните, батюшка, выражение «вера горами движет»?

– Естественно.

– И другое: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир».

– Первые словеса взяты из Евангелия, а вторые принадлежат древнегреческому математику Архимеду.

– Теперь попробуйте соединить оба изречения в одно.

– Вы хотите сказать: вера является точкой опоры.

– Именно. И эта точка опоры – я!

Отец Патрикей недоверчиво усмехнулся:

– Но откуда у этих людей вера? Ладно Дарья Картошкина… А сынок ее, а эти близнецы… Ведь, между нами говоря, деклассированный элемент.

– А у Господа в апостолах кто ходил? Такие же простецы. Рыбаки, пахари, граждане без определенных занятий…

Отец Патрикей вскочил и с неподдельным изумлением воззрился на Шурика.

– Вы хотите сказать?!. Нет, нет, это богохульство!!!

– Помилуйте, батюшка. Вы же сами пришли ко мне для того, чтобы узреть чудотворца. Допустим, я чудотворец. Но творит чудеса исключительно личность, обладающая сверхъестественными способностями. А они, способности эти, могут дать лишь две силы: Та, что наверху, и та, что внизу. Так что, батюшка, кто бы ни дал мне мои способности, я, так или иначе, посланец этих сил.

– Но какой именно?! – вскричал отец Патрикей.

– Какое это имеет значение.

– Как это какое?! Самое огромное! Если ваши возможности идут оттуда, – и седенький батюшка ткнул перстом в небо, – тогда вы мессия, если оттуда, – палец его указал на землю, – тогда вы…

– Ну, кто? Договаривайте.

– Тогда вы от диавола! – наконец решился священник.

Шурик скривил губы:

– Тьфу, как примитивно! От Бога, от дьявола… А если допустить, что нет никакого деления на хорошее и плохое. Такая мысль не приходила в вашу седую голову? Ибо, творя зло, демиург неизбежно совершает добро. И наоборот! Оглянитесь вокруг. Примеров миллион. Ведь что есть человек? Частичка божественной души, старающаяся воссоединиться с началом, ее породившим. Люди бредут во мраке, стараясь открыть путь к Истине. Естественно, каждый проходит этот путь по-своему. Так уж мироздание устроено, что дорогу мы выбираем самостоятельно, хотя ее начало и конец для всех один и тот же. Однако при жизни нам не дано понять: в правильном ли направлении мы движемся. Чаще всего в повседневной жизни мы руководствуемся общественной моралью. Конечно, это удобнее, чем самостоятельно искать свой путь. Отсюда и стереотипы. Вот вы только что использовали подобный стереотип, обозвали моих друзей «деклассированными элементами».

– Но без морали невозможно общество, в котором мы живем, – возразил отец Патрикей. – Что было бы, если бы каждый действовал согласно собственным желаниям? Анархия… Полнейшая анархия!

– Но ведь я не утверждаю, что общественная мораль – абсолютное зло, – сказал Шурик. – Общественная мораль – всего лишь путы для масс, шоры на глазах обывателей, закрывающие путь к спасению, а для избранных характерен индивидуальный путь.

– Кем избранных?

– Бессмысленный вопрос. Возьмем, к примеру, летний луг или хотя бы пустырь. Кто занес на него семена тех или иных растений. Человек? Ветер? Птицы? И то, и другое, и третье… Поэтому нельзя спрашивать: по чьей воле на помойке зацвела роза. Зацвела, и все тут! Кто бросает в наши души семена высшей природы и что помогает им зацвести, сие есть тайна великая.

– Что-то знакомое слышится в ваших рассуждениях, – заметил отец Патрикей. – Гностицизмом они попахивают.

– Возможно, что и так, – не стал возражать Шурик. – А чем уж так плох гностицизм?

– Надежды не оставляет.

– А-а… Ну да. Надежды! А у вас… Молись, не греши, и спасешься. Душа попадет в рай и будет пребывать в нем во веки веков. Все очень просто и понятно, вот только неверно.

– В чем же неверно?

– В том, что душа не может освободиться из мрака без знания истинного пути.

– Истинный путь и заключается в сказанных вами словах.

– А если нет? Как может человек рассуждать о спасении, не зная: что он, кто он, куда идет, к чему стремится, как может освободиться. Он ходит в церковь, где механически отбивает поклоны, ставит свечи, исповедуется, принимает причастие. Но у него нет свободы. Каждый шаг его регламентируется, каждая мысль разжевывается.

Отец Патрикей начинал терять терпение. Все его, казалось бы, вполне логичные доводы разбиваются о дремучую логику этого типа. Конечно же, никакой он не чудотворец, а нахватавшийся верхушек интеллигентик, а то и просто умалишенный. Тогда попик решил обострить дискуссию.

– Насколько я понимаю: истинный путь к спасению знаете вы?

– А то! – вдруг дурным голосом заревел Шурик. Отец Патрикей даже отпрянул от него.

– А то! – продолжал кричать этот странный малый. – Кому как не мне знать, куда идет поезд, откуда он отправился и куда прибудет!

Донельзя удивленный железнодорожной терминологией отец Патрикей таращил на собеседника глаза, не в силах уразуметь: издевается ли тот над ним или на него нашло внезапное помутнение рассудка. Возможно, второе предположение было более верным, поскольку новоявленный мессия закатил глаза, заскрежетал зубами и повалился со скамейки на стену дома, возле которой она стояла, всем своим видом демонстрируя, что вот-вот затрясется в припадке эпилепсии.

Отец Патрикей вскочил, не зная, как себя вести дальше.

– Помогите! – закричал он. – Помогите кто-нибудь!

Однако Шурик тут же выпрямился и посмотрел на отца Патрикея вполне осмысленным, более того, насмешливым взглядом.

– Для чего вы комедию ломаете, любезный? – закипая, но стараясь не выдавать своих чувств, спросил старенький попик.

Странный тип яростно замахал на него руками, не то призывая убираться вон, не то предупреждая о некой незримой опасности.

Отец Патрикей заозирался, ища помощи, поскольку решил, что этот парень собирается напасть на него, но во дворе было пусто, лишь несколько воробьев безмятежно копошились в пыли. Однако странный тип, видимо, нападать на него не собирался. Он прекратил махать руками и только иронически скалился, демонстрируя желтые неухоженные зубы.