– О, вот это вы обратились точно по адресу, – улыбнувшись как ни в чем не бывало, отозвался Дима. Особист, кажется, слегка растерялся от этого неожиданного заявления.

– В каком смысле?

– В смысле, в лазарет. Я слышал, тут даже есть отдельное помещение для буйнопомешанных. Кормят здесь неплохо, вам понравится.

– Молчать! – завопил Нос, вскочив на ноги и вытянувшись во весь свой невеликий рост. – Говори, мерзавец, зачем ты уничтожил новый аэроплан? Кто тебя подослал? С какой целью? Каким образом тебе удалось поджечь в воздухе машину? Ты будешь говорить или нет?

– Вы же сами приказали мне молчать, господин лейтенант, – изобразив на лице непонимающее и даже слегка обиженное выражение, отозвался Дима.

– Вот что я тебе скажу, Шпитцен, – вновь приблизил свою физиономию к его лицу Нос. – Ты о моих чувствах по отношению к себе знаешь, я тебя, сволочь, отправлю под трибунал либо как предателя, либо как шпиона. Хрен ты у меня отвертишься. Еще пожалеешь, что мамаша тебя на свет родила. Слишком много себе позволяешь, говнюк.

Дима лежал на койке спокойно, стараясь не обращать внимания на обильно брызжущую сверху слюну. «А ведь провоцирует, гад», – подумал он. Рукоприкладство по отношению к старшему по званию являлось, согласно сурганскому воинскому уставу, преступлением страшным, и каралось оно сурово: провинившемуся грозило наказание от длительного тюремного заключения вплоть до расстрела. Поэтому сейчас Дима вынужден был сдерживать себя буквально из последних сил: стоило ему распустить руки, и Нос сможет надолго упечь его в каталажку на вполне законных основаниях.

В общем, бить Шееру морду все-таки не стоило, хотя очень хотелось. С другой стороны, про тонизирующие напитки в армейском уставе ничего сказано не было.

Протянув руку, Дима подхватил со стола кружку с уже чуть подостывшим курманом, вежливо улыбнулся лейтенанту и ловким движением выплеснул содержимое посуды ему на штаны.

– Демоны нижнего мира! – завопил Шеер. Отпрыгнув от Диминой койки, словно в буквальном смысле ошпаренный, он принялся судорожно расстегивать ремень, другой рукой пытаясь стряхнуть горячую жидкость с мгновенно промокшей ткани.

– Что здесь происходит?

В дверях застыл капитан Гейс, с изумлением разглядывая стоящего посреди комнаты со спущенными портками Носа. За его спиной маячили любопытные физиономии Вунца, Мика и Ольберхта.

– Господин лейтенант пришел рассказать мне о своих чувствах, – с невозмутимым видом поведал Дима, – однако очень расстроился, узнав, что я их не разделяю. Настолько расстроился, что его, по-моему, даже постиг небольшой конфуз.

Бросив на него испепеляющий взгляд, Нос кое-как натянул мокрые штаны и, придерживая их руками, змеей выскользнул в коридор под сдавленные смешки летунов. Кто-то, кажется, даже присвистнул ему вслед.

– Я зашел, чтобы поздравить вас с присвоением нового воинского звания, – произнес с улыбкой Гейс, – приказ уже подписан и отправлен в штаб командования воздушного флота. Однако вижу, что вам тут сегодня немного не до меня. Отдыхайте, камрад Шпитцен, мы с сослуживцами ждем вашего возвращения в строй.

– Спасибо, господин капитан Гейс, – искренне ответил Дима, – мне очень приятны ваши слова.

* * *

Смеркалось. Дима попросил заглянувшую, чтобы узнать, все ли в порядке, медсестру принести ему лампу и газету, сославшись на то, что лежать целый день на койке просто так нестерпимо скучно. Исполнительная девушка вскоре притащила откуда-то вчерашний выпуск «Вестей Тангола» и поставила на столик едва теплящийся масляный светильник, возле которого тут же принялась виться мелкая мошкара. В комплект к светильнику Дима выпросил у сестрички коробок спичек, чтобы не беспокоить ее всякий раз, если ночью ему вдруг приспичит прогуляться до туалетной комнаты.

Газета писала об очередных успехах несгибаемой сурганской армии на полях сражений великой освободительной войны, о том, что народ в едином порыве денно и нощно выковывает у станков и плавильных печей оружие скорой и сокрушительной победы. Несколько страниц были посвящены подробным репортажам и кратким сводкам с фронтов, а на последней полосе размещались объявления о продаже недвижимости, таблица биржевых котировок и кроссворд. Дима свернул «Вести Тангола» и убрал их подальше, затушил лампу – масло следовало экономить – и устроился на койке поудобнее, глядя в потолок.

* * *

На этот раз, как и зачастую в прошлом, его выручило природное умение просыпаться в намеченное время, которым Дима давно и успешно пользовался. Было совершенно темно, за приоткрытым окном пели цикады, за стеной раздавался размеренный храп. Стараясь не шуметь, Дима оделся, сунул в карман спички, взял со стола лампу и открыл настежь окно, впустив в палату свежий ночной ветер.

Синяя летная форма в темноте почти неразличима, это очень хорошо. Если все сделать правильно, есть шанс остаться незамеченным. Дима лег животом на подоконник, свесился наружу, пытаясь нащупать ногами землю. Все-таки окно расположено чересчур высоко: пришлось прыгать, однако рыхлая почва смягчила звук приземления. Подхватив лампу, Дима замер на мгновение, прислушиваясь: не раздадутся ли в ночи чьи-нибудь шаги?

Нет, все тихо. Он осторожно прошел вдоль фасада, стараясь все время оставаться в тени росшего у стены густого кустарника. Снова замер, выглянул из-за угла. Ни души. Если здесь и были часовые, то они обходили территорию где-то в стороне, за пределами административного корпуса и лазарета. Вполне вероятно, охрана есть на летном поле и на стоянке возле взлетной полосы. Также возможно, что остальная территория ночью патрулируется, только патруль, если он и есть, совершает свой моцион в строго определенное время: сурганцы любят порядок во всем. Значит, важно просто не попасться ему на глаза.

Открытое пространство между лазаретом и административным зданием Дима преодолел стремительным рывком. Затаился, прижавшись к стене и вслушиваясь в гулкие удары собственного сердца. Осторожно подошел к крыльцу, потянул на себя дверную ручку. Открыто. Здесь, на аэродроме, посторонних нет, двери на ночь запирать не принято. Вот и отлично.

На лестнице тоже царила полная тишина, пахло пылью и запустением. Дима затеплил масляную лампу, выкрутив регулятор так, чтобы фитиль давал минимум света: не хватало еще сломать себе шею. Один пролет, второй, дверь в узкий коридор. Именно здесь работают инженеры, получающие из головной корпорации сборочные чертежи самолетов и контролирующие процесс их окончательной доводки и испытаний.

Помещение архива тоже оказалось открытым. На всякий случай Дима прошелся и по другим комнатам, осматривая оставленные на столах и закрепленные на досках чертежи. В двух помещениях обнаружились подробные схемы «Шпангеля», коллектив третьей комнаты занимался, судя по всему, бомбардировщиками – об этом свидетельствовали разложенные там бумаги. Наконец Дима добрался до архива, поставил едва мерцающую лампу на стол и принялся вытаскивать со стеллажей один документ за другим, тщательно изучая каждый: второго шанса пробраться сюда, возможно, уже и не выпадет, потому нужно полностью использовать представившуюся возможность.