– Как установить стабильный режим? – пытаясь перекричать рокот двигателя, обратился он к стоявшему рядом и внимательно наблюдавшему за происходящим инструктору.

– Какой самый главный прибор у летчика? – вопросом на вопрос ответил Гейс.

Дима задумался. Все приборы в кабине самолета были по-своему необходимы и важны.

– Указатель скорости? Скольжения? Индикатор крена?

– Самый главный прибор у летчика – это жопомер, – назидательно произнес капитан-инструктор. – Задницей надо чувствовать машину, курсант Митто. Тогда не будет проблем ни с режимами, ни со скоростью, ни с кренами. А второй важный прибор расположен у тебя между ушами. И хрен его знает, какой из них важнее.

Еще чуток повозившись с РУДом – Гейс совершенно не вмешивался в его манипуляции, избрав для себя роль стороннего наблюдателя, – Дима все-таки нашел точку, в которой двигатель работал стабильно, не пытаясь заглохнуть на низких оборотах и не захлебываясь газом. Теперь стало понятно, почему инструкция предостерегала пилотов от активного использования этого элемента управления аэропланом: капризный двигатель не прощал грубого обращения.

– Готов! – крикнул Дима. Инструктор дал отмашку рукой, разрешая взлет.

Быстрый взгляд на башню – дежурный на смотровой площадке поднял вверх зеленый флаг, значит, полоса свободна, заходящих на посадку бортов, которым он мог бы помешать, поблизости нет. Оранжевая лента безвольно висит вдоль шеста – ветер тоже стих, его направление можно не учитывать. Небо синее и бездонное, ни облачка, видимость миллион на миллион. Утробно и мощно поет мотор, чуть подрагивает фюзеляж в нетерпеливом ожидании скорого полета. Чуть придерживая «Шпангель» тормозами – конструкторы все-таки догадались их сюда приделать, – Дима вывел машину в торец полосы и довернул вентиль газового редуктора до упора, увеличив давление в цилиндрах. Двигатель взревел, и аэроплан, стремительно набрав скорость, оторвался от взлетной полосы.

По привычке, оставшейся после «Хорнера», Дима не стал после взлета интенсивно тянуть ручку на себя, однако даже небольшого движения оказалось достаточно, чтобы самолет начал бодро набирать высоту, ничуть не теряя скорости. Все-таки движок здесь отличался завидной мощностью – машина управлялась на удивление легко, чутко и споро реагируя на движения пилота. Уже спустя несколько секунд земля внизу превратилась в расчерченное неровными квадратами лоскутное одеяло, а верхушки деревьев слились в мохнатый темно-зеленый ковер. У Димы буквально захватило дух от восторга, настолько значительной оказалась разница с «Хорнером». Этот аэроплан дарил настоящее, ни с чем не сравнимое ощущение полета.

Видимость из кабины тоже была не в пример лучше. Если из «Хорнера» внизу можно разглядеть только небольшой огрызок земли, то тут крыло ничуть не закрывало обзор, позволяя наслаждаться окружающим пейзажем. Вот россыпью игрушечных домиков раскинулся внизу город Вейзель – оказывается, сверху городок напоминает формой расправившую крылья бабочку. Вот тянется неширокая лента шоссе, а позади густо дымят трубы небольшого заводика. Пылит по дороге тяжелый локомобиль, навстречу ему ползет запряженная лошадьми подвода.

Каждый самолет имеет свой характер, свои индивидуальные черты. Вскоре Дима в полной мере почувствовал на себе противоречивый норов и этого аэроплана. Стоило ему попробовать выполнить левый разворот в направлении аэродрома, как машина начала сопротивляться движению рукоятки управления. Всему виной был ротативный двигатель «Шпангеля»: поскольку вместе с винтом вращалась практически половина мотора, включая массивный блок цилиндров, вся эта конструкция вела себя, как большой и очень инертный гироскоп, придавая истребителю в воздухе потрясающую горизонтальную устойчивость. Однако стоило попытаться развернуть самолет в сторону, противоположную вращению винта, как машина начинала задирать нос, всеми силами сопротивляясь усилиям пилота и стремясь занять первоначальную траекторию. А вот в противоположном направлении «Шпангель» валился вообще без всяких усилий, при этом опуская капот к земле и стремясь перейти в неуправляемое пикирование. Ощущения были, прямо скажем, своеобразные.

Приноровившись, Дима все-таки сумел вывести истребитель на обратный курс. Впрочем, эту его особенность с успехом можно использовать в бою, выполняя интенсивные развороты вправо с пикированием: противник на аэроплане с толкающим винтом вряд ли сможет повторить такой маневр. Радиус виража при этом будет и вовсе маленьким, «Шпангель» способен разворачиваться вправо практически «на месте», поскольку пропеллер у него крутится по часовой стрелке. Зато обратный маневр займет слишком много времени, в течение которого самолет запросто может стать прекрасной мишенью для вражеского летчика. С другой стороны, пилоту «Шпангеля» ничто не мешает повернуть налево, описав полный круг в противоположную сторону. Нужно будет попробовать: возможно, такой разворот получится выполнить даже быстрее.

Потеряться в небе над учебным аэродромом оказалось практически невозможно: слишком много визуальных ориентиров расположено на земле. Нашарив взглядом вышку, Дима направил истребитель к земле, пытаясь погасить лишнюю скорость скольжением. Перед самым торцом полосы он нажал на кнопку прерывателя зажигания: сытое утробное урчание двигателя сменилось тракторным тарахтением, винт, сбавив скорость, замельтешил перед капотом лопастями, а спустя короткое мгновение Дима отдал ручку от себя, и самолет, мягко соскользнув с невидимой воздушной горки, коснулся колесами земли. На стоянке его уже ждали: капитан Гейс готовился отправить в небо нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу Ольберхта, а стоявший поодаль Алекс спросил кивком головы: «Ну как?»

Отвечая на его безмолвный вопрос, Дима поднял вверх большой палец и принялся расстегивать ремни.

От обязательных ежедневных пробежек из-за больной ноги Дима был освобожден и потому обычно проводил утренние часы в своей комнатке. Сегодня полеты должны были начаться сразу после завтрака, а значит, у него появилось немного свободного времени, которое можно потратить не только с пользой, но и с удовольствием. Умывшись и приведя себя в порядок, он решил прогуляться по аэродрому, рассчитывая встретить на самолетной стоянке Вунца – как раз сейчас он должен заканчивать утреннюю тренировочную программу.

Однако добраться до намеченной цели сегодня утром ему было не суждено: как только Дима миновал жилой корпус и поравнялся с административным зданием, дорогу ему преградил коротышка-контрразведчик, которого, как ему удалось выяснить, звали Шеер, однако весь личный состав аэродрома, точно сговорившись, по вполне очевидной причине называл его Носом. Сейчас эта самая причина гордо выглядывала из-под козырька фуражки, нацелившись, точно артиллерийское орудие, прямо в Димину грудь.

– Камрад Шпитцен? – демонстративно вежливо обратился к нему Нос. – Мне бы хотелось побеседовать с вами пару минут.

Во избежание недоразумений Дима приложил ладонь к козырьку и, стараясь придать голосу столь же доброжелательные интонации, ответил:

– Почему бы и нет? Я к вашим услугам, господин лейтенант.