Я считаю, что вы с дедом в целом, конечно, правы, только далековата ваша правда от наших скорбных дел.

Между прочим, вернувшись некоторое время назад и застав странную сцену: отца с сыном, сидящих в темноте и оживлённо беседующих на чудные темы (последний так и оставался в верхней одежде), – Оксана благоразумно решила их не беспокоить и не вмешиваться. Ей было не по себе – в этот раз Аркадий Иванович казался особенно спокойным и рассудительным и чуть ли не через каждые два слова желал снохе счастья.

Жизнь пожилого человека

После её ухода старик почитал дрянной детективчик, которые любил именно за их фантастичность, на реальные преступления он достаточно насмотрелся в обыденной жизни, поужинал по давней привычке только чёрным и крепким чаем и рано лёг спать, но долго не мог сомкнуть глаз. Его грел разговор с внуком. Все те скромные суждения, и скромные лишь от недостатка ума, а не соответствующего опыта, которые он выносил в себе за свою жизнь, Аркадий Иванович страстно желал передать ему. Доверительное общение с сыном у него сразу не задалось, поскольку ранее он не умел делиться и не понимал того, что понимает сейчас, слишком много работал и редко виделся с Геной, а когда созрел, оказалось поздно, тот пошёл в непонятном направлении, на котором они всё реже и реже находили точки соприкосновения. Свою роль сыграло и странное долженствование близости между отцом и сыном, коим предполагается, что они обязаны говорить друг другу нечто особенное и существенное, но, поскольку за душой у них обоих ничего подобного не было, а, возможно, и не могло быть, они общались крайне скудно, бессознательно ожидая ненужных откровений.

Об этом Аркадий Иванович и размышлял, лёжа в холодной постели и слушая нескончаемый поток машин на улице: «Надо было его ещё подбодрить, поддержать, у него сейчас очень интересный и уязвимый период в жизни. Правда, в его годы мне казалось море по колено и горы по плечу – не получится ли моя поддержка излишней? Только бы он понял, только бы пошёл в правильном направлении и не растерял себя. Хорошей была идея с отправкой его заграницу, хоть Генка и ожидал от неё чего-то иного, вышло всё равно удачно, с парня спала кое-какая шелуха, а кое-какая даже не налипла. Останься он здесь, пошло бы по-другому, он бы нахватался всяких глупостей и выучился абы как, отстал на многие годы, а там у него не было для этого возможностей. В конце концов Аркашка бы всё нагнал, вопрос когда? И не оказалось бы слишком поздно начинать сначала, как получилось у меня, когда я жил ради будущего, а вышло, что то самое «ради» и являлось моей жизнью? Обернёшься назад и задумаешься, что в молодости худшего врага, чем ты сам, для себя не сыскать. Сколько упований, сколько стремлений! В итоге обыденно доживаешь свою жизнь до вполне логического, ни чем не примечательного конца в немощи и праздности. Даже не удивляешься, лишь сожалеешь, как не смог договорить того-то и того-то, что считаешь важным, без иллюзий, что удастся договорить потом.

Надо было внучку сказать о расточительности, чтобы он был расточительным и не боялся терять, а то я всё о присвоении и содержании. Он, конечно, дойдёт и до неё, раз понимает меру той ответственности, которая на нём лежит, только этот опыт будет для него не сладким. Во мне более говорит дедовская гордость, а не здравый смысл, но не заметить широкую натуру Аркадия просто нельзя. Сколько я перевидал людей на своём веку! Не только уголовников и их жертв, но и нормальных, и власть предержащих, и всегда умел их разгадать, но лишь в нём есть то, чего я до конца не понимаю.

До сих пор помню, как вёл дело одного университетского преподавателя римского права, образованнейшего человека, очень интересного в общении, считай, коллегу, который попался на подозрении в мужеложстве. Опрашивали коллег, друзей, родных – все имели о нём очень высокое мнение, и никто даже мысли не допускал, что он развлекается с мальчиками, у него имелись жена и ребёнок. Я же при первой нашей беседе почувствовал в нём гнильцу: он и говорил как-то не так, не искренне, и задавлено улыбался, и косил глазами, что можно было бы списать на волнение или тонкую душевную организацию, или на бог знает что ещё, если бы бедолага дежурно не просил за всё прощения, будто извиваясь и пытаясь проникнуть в узкую щель. Все воспринимали эту особенность как неудачный интеллигентский оборот речи, а меня заинтересовало такое поведение и сомнений в его виновности не оставило. После нескольких разговоров более на отвлечённые темы, чем по сути дела, он, наконец, сказал, что больше не может так жить, расхныкался, потом упокоился, мужественно во всём признался, правда, не без позёрства, а я закрыл дело за отсутствием состава преступления и отпустил с богом, посоветовав во всём признаться жене». – В конце концов Аркадий Иванович усыпил себя воспоминаниями.

Встав утром по-стариковски рано, он сварил овсянки со сливочным маслом и большим количеством соли, позавтракал, традиционно посмотрел утренние новости, несмотря на дрянную дождливую погоду, прошёлся по своему обычному прогулочному маршруту, которому не изменял без преувеличения каждый день кроме самых знойных и самых метельных. Вернувшись домой, дочитал, наконец, свой паршивенький детективчик, после чего опять-таки традиционно посмотрел дневные новости. К обеду у него неожиданно сильно разыгрался аппетит, он долго возился на кухне, разогревал суп с фрикадельками, обжаривал куриную грудку, варил гречневую кашу, после чего всё съел, попутно разбив тарелку и отколотив ручку у чашки, в которую налил сок, но, будучи в восторге от самого себя за бурную деятельность, не стал расстраиваться по мелочам. После дневной трапезы, как и было заведено, Аркадий Иванович удобно устроился на балконе в кресле-качалке, нехотя любуясь приевшимся пейзажем лежащего до горизонта города, и потихоньку дремал. Так он и умер в здравом уме и твёрдой памяти 76 лет от роду, ни разу не пожаловавшись на здоровье, которое подвело его только в этот раз.

Смерть старика

Нашла его Оксана. В последне время она не часто посещала старика, мимоходом раз в неделю, а Геннадий Аркадьевич и того реже. Нельзя сказать, что женщина что-то предчувствовала, просто давеча, закупая продукты на два дома, она не нашла сыр, который любил старик, ехать в другой магазин было лень, поэтому отложила покупку назавтра. Опять заскочив между делом и открыв квартиру своим ключом, Оксана обнаружила полную темноту, окликнув старика и