— Прекратите! Прекратите!!!

Но музыка по-прежнему звучала, просачивалась сквозь пальцы. Ноты, которые она не могла играть, терзали душу. Джулия перестала закрывать уши, уронила руки вдоль тела и дала волю слезам.

— Ну почему вы играете именно это? Что угодно... что угодно, только не это... — Она покачала головой и вытерла нос тыльной стороной ладони.

Эта мелодия стала символом ее горя. В тот жуткий вечер, пока она играла для восторженных слушателей, поглощенная прекрасной музыкой, потерянная в собственном мире, а потом наслаждалась аплодисментами, ликующими возгласами и букетами, с эгоистичной радостью упиваясь успехом, ее маленький сын и муж умирали мучительной смертью.

Джулия снова и снова изводила себя воспоминаниями, гадая, когда именно во время концерта они испустили последний вздох.

«Может, Габриэль, лежа на земле, страдая от чудовищной боли и страха, звал меня? Недоумевал, почему рядом нет его мамы, почему она не поможет ему, не утешит и не спасет? Я предала сына — бросила, когда он так сильно во мне нуждался...»

Эта мысль была невыносима.

И самое страшное: рояль — инструмент без души и мыслей — украл любовь и внимание Джулии, заслонил собой ребенка и мужа и теперь служил воплощением самолюбивой, гадкой стороны ее личности. В отчаянии она сгорбилась. Ее успокаивало лишь то, что найденные ею несколько тощих морковок и единственный кустик салата латука были самосевом — потомками растений, некогда посаженных ее любимым дедом.

— О, дедушка Билл! — плача, воззвала она к небесам. — Что бы ты сказал мне сейчас, если б мы, как раньше, сидели с тобой в теплице?

Разумеется, он вел бы себя спокойно и здраво — как всегда, когда Джулия обращалась к нему со своими проблемами. Дедушка рассматривал факты, а не эмоции, твердо верил в судьбу и Бога. После похорон ее мамы дедушка Билл обнял Джулию. Она безутешно рыдала, уткнувшись ему в плечо и с ужасом представляя, как одиноко и холодно маме лежать в сырой земле.

— Твоя мама сейчас на небесах. Ей хорошо и спокойно, я знаю, — утешал дед. — Это мы, оставшиеся на земле, страдаем без нее.

— Почему врачи не смогли ей помочь? — жалобно спросила Джулия.

— Пришло ее время уйти, милая. А когда приходит такое время, уже ничего нельзя сделать.

— Но я хотела спасти...

— Не надо себя казнить. Никто из нас больше ничем не мог ей помочь. Мы, люди, думаем, что способны управлять событиями, но это неправда. Я достаточно повидал на своем веку, чтобы понять это.

Джулия тихо сидела в траве и вспоминала, что говорил ей в тот день дедушка Билл. Может, его слова относятся и к Ксавьеру, и к Габриэлю? Может, пришло их время? И она ничего не изменила бы, даже будучи рядом с ними?

На этот вопрос не было ответа.

А что касается музыки... Джулия решительно вытерла слезы.

«Я могла с таким же успехом сидеть дома и ждать, когда двое дорогих мне людей вернутся с местного пляжа, проехав той же коварной дорогой. Может, я, как сказал дедушка Билл много лет назад, напрасно себя казню, лишаясь единственной цели в жизни, которая способна дать утешение и пролить бальзам на израненную душу?»

Настройщик заиграл последние ноты, и ей вспомнились слова деда: «У тебя Божий дар. Прошу тебя, Джулия, не растрать его впустую».

Когда музыка в гостиной стихла и наступила тишина, Джулия вдруг четко сказала: «Я потеряла немало любимых людей, но у меня осталось то, что никто и никогда не отнимет — талант».

Наконец настройщик уехал. Джулия встала и медленно побрела к дому. Остановилась на террасе в задумчивости. Внезапно ее словно озарил луч надежды и прозрения: «Мой дар — единственное, на что я могу рассчитывать. Он останется со мной до самой смерти, потому что он — часть меня. И я не имею права от него отказываться. Разве Ксавьер и Габриэль сказали бы спасибо за то, что я решила никогда больше не притрагиваться к клавишам рояля? Разве они хотели бы, чтобы с их смертью умер и мой Божий дар? Нет».

Джулия инстинктивно зажала рот рукой, впервые ясно поняв, что ее сознание, одержимое горем и чувством вины, сыграло с ней злую шутку. Будучи такой уязвимой, она впустила в свое сердце демонов, позволив им там угнездиться. Их надо изгнать.

Она решительно прошагала к гостиной, переполненная воспоминаниями обо всех, кто ее любил и любит сейчас, и села за рояль. Не обращая внимания на реакцию собственного тела, прикоснулась дрожащими руками к клавишам.

«Я буду играть ради них всех.

И ради себя».

Час спустя Кит приехал домой со встречи и уловил доносящиеся из гостиной «Этюды» Шопена. Его глаза наполнились слезами, он резко сел на ступеньки лестницы парадного холла, на то место, где впервые увидел Джулию, и стал благоговейно слушать, мысленно преклоняясь перед ее волшебным талантом.

— Я так горжусь тобой, любимая! — пробормотал он себе под нос. — Ты не только обладаешь редким даром, ты еще храбрая, красивая и сильная женщина. Господи, помоги мне. — Кит вытер глаза рукой. — Надеюсь, я смогу быть достойным тебя, и ты навсегда останешься со мной.

Тишина, которая столько лет довлела над Уортон-Парком, была нарушена. Дом наполнился звуками прекрасной музыки: Джулия изгнала своих демонов и часами играла на изумительном рояле в гостиной, наслаждаясь возвращением к инструменту, который был частью ее души.

— Спасибо тебе, ты помог мне воскреснуть, — прошептала она Киту в постели в тот вечер, когда ее пальцы впервые коснулись клавиш.

— Не надо меня благодарить, любимая. Ты сама нашла в себе смелость разбить злые чары, — великодушно ответил он. — К тому же рояль и впрямь нуждался в настройке.

Но Джулия знала, что без участия Кита она не смогла бы справиться со своими страхами: он осторожно, но настойчиво подтолкнул ее в нужном направлении.

* * *

— Сегодня я разговаривала с Элси, — сообщила Джулия за ужином пару недель спустя. — Она очень рада, что я теперь живу в Уортон-Парке, и хочет на этих выходных приехать к нам в гости. Ты не возражаешь, если она останется у нас ненадолго?

— Конечно, не возражаю, — быстро ответил Кит. — Могла бы не спрашивать, ведь это и твой дом тоже. Вообще-то меня попросили в этот уик-энд сыграть в крикет за сельскую сборную, так что, по крайней мере, в субботу меня здесь не будет.

Джулия видела, что он рад приглашению на крикетный матч.

— А еще я хотела позвать на воскресный ленч Алисию с семьей. Они много лет не виделись с Элси.

— Отличная идея, — одобрил Кит. — А если Элси продолжит свой рассказ о прошлом — вообще замечательно. Этот старый дом полон воспоминаний, и мне очень интересно узнать, чем занимались здесь мои предки.

После ужина они вышли на террасу и сели на облюбованной Джулией старой и ржавой металлической скамейке — видимо, кто-то до нее тоже понял, что это лучшее укромное местечко, откуда открывается панорама парка.