– Вот, пожалуйста.

Даша кивнула и, не прощаясь, вышла из помещения.

Настя исчезла ночью, оставив краткую записку.

«Прости», – в двадцатый раз прочитал Петр.

Он сидел, сгорбившись на старой табуретке посреди кухни, и держал проклятую записку в руках.

«Прости». И это все. Все.

Вера стояла перед ним. Прямо, как оловянный солдатик, пытаясь припомнить все события вчерашнего вечера. После кафе Настя была оживлена, щебетала, рассказывала какие-то милые истории из детства. На ужине она просто преобразилась. Обнимала отца, целовала, благодарила Веру за терпение и понимание. Ей легко удалось обвести их обоих вокруг пальца.

Вера прикрыла глаза. Перед мысленным взглядом появился тот парень из кафе, на которого она вначале обратила внимание, но не придала ему особого значения. А зря… Хотя Вера и сейчас не была до конца уверена, что исчезновение Насти связано именно с этим типом.

– Вы звонили в полицию? – спросила она у Петра.

– Нет, три дня они все равно ничего предпринимать не будут, – покачал тот головой. – Я боюсь, что она что-то сделала с собой, – наконец выдавил из себя Петр и посмотрел на Веру воспаленными глазами. Он плакал. Норвежские лесорубы тоже плачут, как оказалось.

Вера прокрутила его слова в голове, но внутри ничего не отозвалось. Нет, маловероятно. И хотя сейчас она не могла почувствовать Настю, вчера вечером Вера наверняка бы поняла, если бы та думала о самоубийстве. Наоборот, в девушке чувствовалась жизнь. Слишком много жизни.

– Что произошло вчера? – в третий раз спросил Петр.

– Ничего особенного. Мы прошлись по магазинам, выпили кофе во французской кондитерской в торговом центре, поужинали с Константином. Затем он привез нас домой, – в очередной раз перечислила события вчерашнего вечера Вера.

– Это вы виноваты, – вдруг прошептал Петр после затянувшейся паузы.

– Что? – опешила Вера.

– Если бы вы не отвлекли ее от ребенка и не облегчили ее участь, она бы втянулась, все сложилось бы хорошо, она бы привыкла к дочери. Как другие привыкают.

Вера почувствовала знакомый укол. Годы идут, а человеческая благодарность не меняется. Она спасла жизнь Насти и ребенка, а в ответ получила лишь обвинения в том, что это она во всем виновата.

– Петр, пожалуйста, уходите, иначе вы сами пожалеете о том, что сейчас говорите, – твердо попросила Вера.

Тот молча поднялся и вышел, хлопнув дверью.

Вера заметалась по дому, черт, почему она не помнит наизусть номер телефона Константина?

Женщина схватила джинсы, но вспомнила, что вчера собиралась отправить их в стирку, а те, что она уже постирала, еще не высохли. Со своим новым увлечением она совсем забыла о повседневных делах. Бестолково мечась по комнате, Вера задела стул и налетела на стол.

На грохот выглянула проснувшаяся Оля и с удивлением посмотрела на мать:

– Мама, что случилось?

– Настя ушла, – обронила Вера.

– В каком смысле? – не поняла девочка.

– В таком. Оставила записку и ушла.

– А дочка?

– Оставила мужу.

– Как такое возможно? – совершенно по-детски удивилась Оля.

– К сожалению, возможно. – Вера остановилась и оперлась обеими руками о стол. Голова шла кругом. – Иди завтракать, – пригласила она дочь, – я сейчас гренки пожарю.

– Не надо, я вчера кексы испекла, – вдруг покраснела Оля.

– Кексы? – не поняла Вера.

– Да. Захотелось просто. Хочешь попробовать?

– Да, то есть нет. Не сейчас. – Все мысли Веры были о сбежавшей Насте.

Ей нужно немедленно поговорить с Константином.

– Хорошо, я тогда Сашке отнесу, – нарочито легко кинула Оля и прошла на кухню.

Вера замерла. Сашке? Она последовала за дочерью.

– Ты с ним дружишь? – уточнила она.

– А почему нет? Получается, он мой двоюродный брат, и он прикольный, защищает меня, – сразу же перешла в оборону Оля.

– Да, прикольный, – кивнула Вера, наблюдая за тем, как дочь перекладывает кексы в специальную форму – и когда она только успела ее купить? Вера сделала мысленную пометку, что стоит внимательнее присмотреться к тому, что происходит в жизни дочери. Особенно когда та находится поблизости от Дарьяны и ее отпрыска.

– Только держись подальше от его матери, – предупредила она.

– Почему? – Оля отвлеклась от своего занятия и с удивлением посмотрела на мать.

– Просто держись потому, что я так сказала, – привычно кинула Вера и решительно открыла дверь в ванную. Кажется, в маминой комнате стоит сундук с ее старыми платьями, возможно, что-то из этого она сможет надеть на встречу с Константином.

– Объясни! – неожиданно повысила голос Оля.

Вера остановилась, обернулась и с удивлением посмотрела на дочь. Та покраснела и трепетала, словно молодое дерево перед порывами ветра. Вера еще не видела дочь такой.

– Что объяснить? – не сразу поняла она.

– Почему ты мне все запрещаешь? Почему запрещаешь учиться тому, чему сама училась? Заставляешь держаться подальше от мамы Саши? Между прочим, я была у них в гостях, и тетя Даша прикольная!

– Что? – Вера не поверила своим ушам. Дарьяна решила подобраться к ней через дочь? Этого еще не хватало!

Вера сделала несколько шагов по направлению к Ольге и медленно, старательно чеканя каждое слово, выдавила из себя:

– Оля, я запрещаю тебе ходить домой к Сашке и общаться с его матерью. Поверь, у меня есть на это серьезные причины.

– Так объясни их мне! – потребовала Оля.

– Нет, не могу. Просто сделай, как я тебя прошу.

Выразительно посмотрев на дочь, Вера развернулась, снова потянула дверь на себя и зашла в ванную.

– Мне уже пятнадцать, я буду делать то, что хочу! – вдруг крикнула ей в спину Оля.

Вера не поверила собственным ушам. Ее кроткая, всегда послушная дочь начала стремительно выходить из-под контроля. Она подошла к Оле и, приблизив лицо к лицу дочери, твердо заявила:

– Нет. Ты неправильно формулируешь. Тебе всего лишь пятнадцать. И ты будешь делать то, что скажу тебе я.

Из комнаты матери Вера услышала, как хлопнула входная дверь. Оля ушла. Первой мыслью было кинуться за ней, но Вера себя остановила. Она должна показать, кто здесь главный. Вожаки стаи не бегают за ее членами.

С Олей она поговорит позже, сейчас надо было узнать, что на самом деле случилось с Настей.

Ночь Дарьяна провела без сна. Владимир спал чутко, время от времени просыпался, когда действие анальгетиков ослабевало. Она вздрагивала от каждого движения мужа. Давала ему новые лекарства, наливала воду, гладила по голове, пока тот снова не забывался тяжелым сном. В перерывах Даша прокручивала в голове все свои старые обиды. Лелеяла их, как маленького Сашку много лет назад, пестовала, поливала слезами и заставляла прорастать, как терновник, каждый новый росток которого заставлял душу кровоточить.