Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока еще никто не спросил у графини, где же ее жених. Она приготовила отговорки, все в шутливой форме. Официальную часть лучше оставить барону Редлиху, коль это он сообщил всем о своей скорой свадьбе. Когда он вошел, у Александры екнуло сердце. По лицу барону она пыталась прочитать, о чем он думает. Но Эрвин был непроницаем.
Первым делом он подошел к ней, улыбнулся и, взяв ее руку, поднес к своим губам. Теперь она гадала по его поцелую точно так же, как только что гадала по его лицу: в каком он настроении? что он думает? Но главное — он пришел!
Странно было то, что Эрвин появился на улице Анжу-Сент-Оноре, когда салон был полон гостей. Следовательно, не захотел оказаться с хозяйкой наедине. До обеда они могли бы поговорить без помех. Сейчас же барон вынужден был раскланиваться и разговаривать со множеством людей, которые следили на ним и его невестой, сторожа каждое их движение и жадно прислушиваясь к каждому слову, ими сказанному.
Между ними сразу возникло отчуждение. Александра нашла, что барон слишком холоден, и вообще, он весь какой-то чужой. А ведь она его почти уже полюбила! Она им дорожила!
И вдруг она поймала на себе его взгляд. Эрвин словно бы пытался привыкнуть к тому, что она здесь. Он вспоминалсвои чувства к ней. И все равно, что-то изменилось. Он словно бы соотносил свои представления о ней с ней самой. С той женщиной, которая стояла сейчас во плоти посреди гостиной и улыбалась своим гостям.
«Он говорил с Арманом, — уверенно подумала она. — Они встречались ночью или сегодня, рано утром. Я не знаю, что именно наговорил Эрвину месье Рожер, но это не делает чести ни ему, ни мне. Ни самому Эрвину, если он выслушал все и поверил этому».
В семь часов гости начали расходиться, поняв, что пора оставить жениха и невесту наедине. Наконец ушел последний.
— Слава богу! — сказала Александра, когда они остались в гостиной вдвоем. — Эрвин, где вы были? Я послала вам утром записку…
— Я ее получил.
— И вы не приехали?!
— У меня были срочные дела.
— Я так и думала… Постой! Ты мне лжешь, — уверенно сказала она. — Ты не потому не приезжал.
— Мадам! — сердито сказал он. — С самого утра я пытаюсь понять мои чувства к вам. Сначала я просто хотел вам написать. Но потом понял, что должен вас увидеть. И вот с самого утра я собираюсь с силами… — Он подошел к ней и, взяв ее руки в свои, заглянул ей в глаза. — Ты такая же, как в моих мечтах…
— Что тебе наговорил этот негодяй?
— Негодяй?! Александрин, месье Рожер — мой друг!
— Но не мой!
— Но ведь этому есть причины!
— Да, знаю. Мой муж убил его отца. Убил на войне, а война для того и существует, чтобы враги убивали друг друга, и если бы граф Ланин не убил полковника Рожера, то полковник Рожер не пощадил бы графа Ланина. К тому же они оба сейчас мертвы. А мы с тобой живые люди, Эрвин. Нам-то что до этих мертвецов?
— Вы говорите, как женщина без сердца.
— Скажи еще, без совести и без чести! Ведь именно это внушил тебе месье Рожер! О себе же он наверняка ничего не рассказал.
— Александрин! Но ведь вы присвоили себе фамильную реликвию, принадлежащую его семье!
— Что значит — присвоила? — сердито спросила она. — Муж отдал мне алмаз вместе с письмом, которое написал в ночь накануне дуэли. Я была не в тех чувствах, чтобы кинуться на поиски истинных владельцев алмаза, — с иронией сказала она. — У меня тогда были совсем другие заботы. Я бежала из России, если ты об этом забыл! Мне надо было спасать себя!
— Но вы просили меня разбить «Сто солнц» на несколько частей и в таком именно виде продать!
— А что тебе мешало сказать мне, что ты узнал камень? Ведь я же видела это по твоему лицу!
— Я колебался. Я слишком любил вас и поверил в то, во что хотел верить.
— А сейчас? Эрвин, что сейчас?
— Я по-прежнему люблю вас, — с опаской сказал он. — Но я боюсь, что это чувство не того рода, которое… — он замялся.
— Ну, договаривай! Которое позволяет тебе взять меня в жены!
— Александрин, я прошу вас…
— А сам ты как поступаешь? Почему месье Соболинский вдруг оказался в тюрьме?
— Он наделал долгов, и я счел, что пора это прекратить, — нахмурился Эрвин.
— А почему его жена в Париже? Ты ее сюда вызвал?
— Сударыня, вы что, меня допрашиваете?! — сердито спросил барон.
— Но сначала ты допрашивал меня! Мало того: ты предъявил мне обвинение! Скажи, Эрвин, так будет всегда? Ты будешь находить мои поступки недостойными, а я перед тобой оправдываться?
— Боюсь, что так, мадам.
— Тогда это и правда неравный брак!
Она видела, как Эрвин изменился в лице. Он колебался, это было видно. Наконец чувства взяли верх, и барон сказал уже совсем другим тоном:
— Александрин, я готов простить тебе все. Я слишком тебя люблю, я это понял, когда сюда вошел. У меня было предубеждение против тебя, мы с Арманом проговорили всю ночь. Я не знаю, за что он тебя так ненавидит. В конце концов, не ты убила его отца. Что касается алмаза, я готов вернуть его мадам дю Буа…
— Что?! Так ты его не уничтожил?!
— Нет, конечно.
— Зачем же ты меня обманул?!
— А что я должен был сказать? Что узнал камень? Начать расследование? Я просто оставил его себе.
— Но деньги, Эрвин! Кредит на миллион франков!
— Это мои деньги. Я достаточно богат, чтобы…
— Чтобы взять на содержание русскую графиню?!
— Послушайте, мадам, — сердито сказал барон. — Вы…
— Нет, это ты послушай! Я знаю, с тобой никто не говорит в таком тоне. Твои поступки не обсуждаются, все, что ты делаешь, считается правильным. А я тебе скажу, как все выглядит на самом деле! Ты с самого начала все рассчитал. Ты меня покупал, ставил в зависимость от себя. Человека, ради которого я приехала в Париж, ты устранил со своего пути вроде бы честно, с точки зрения закона. Но это не по совести. В конце концов ты вообще упрятал его за решетку. Но это же подло! Ты обязан был предоставить мне выбор! Ты должен был мне доверять! А что вместо этого? И самое ужасное: ты послал со мной в Россию этого мерзавца Рожера! Страшного человека, который чуть не взял меня силой! Рядом с которым я пережила ужасные полтора месяца! Он меня сначала чуть не сжег, потом чуть было не зарезал. Под конец он пообещал мне, что я никогда не выйду за тебя замуж, если ему не отдамся…
— Это ложь! — не выдержал барон Редлих. — Арман не мог этого сделать!
— А ты у него спроси! Только спроси так, как спросил у меня. Точно таким же тоном. Скажи ему в лицо, что он негодяй! Да и ты… — она поняла, что перешла все границы дозволенного, и резко замолчала.