Краш подошел ближе, и вараны проснулись. Хозяин зверинца заорал на мальчишку, взмахнул плетью, гоня оборванца прочь. В ответ вараны озлились, раздули тела, став широкими и плоскими. Хвостами ящерицы хлестали направо и налево, в разинутых пастях часто-часто мелькали черные языки. Удав тоже заволновался, подполз ближе. Чуя неладное, хозяин велел «грязному проходимцу» вернуться обратно. Вараны тут же успокоились, удав и вовсе заснул. Зрители гомонили, восторгались, хлопали в ладоши.

– Останься, – бросил хозяин Крашу. – Есть разговор…

Из Фрага мальчик уехал вместе со зверинцем. Краш не сомневался, что в итоге попадет в заветный Тер-Тесет. Судьба была на его стороне. Судьба – чудовище, она добра к сыну Черной Вдовы. Ночами, во сне, королева Шаннурана вылизывала приемыша, и Краш дрожал от наслаждения. Кожа его вспухала мелкими пупырышками, из горла вырывался стон. Сладкая дрожь была знаком, говорящим: ты на верном пути. Ты все ближе к Оку Митры… В такие ночи вараны отползали подальше, беспокоясь. Спал Краш с ящерицами, которые доброй волей превратились в Крашевых телохранителей. На публике мальчик специально задирал самого вспыльчивого детину, ждал, пока тот кинется лупцевать нахала, и мигом прыгал в варанью клетку. Вульм и Симон – так Краш назвал ящериц – горой вставали на защиту любимца. Детина отскакивал, бранясь; зрители рукоплескали и насмешничали. Изредка, для разнообразия, Краш проделывал ту же шутку с удавом. Свободный от заточения, удав сжимал обидчика могучими кольцами – и отпускал синего, полузадохшегося, по приказу Краша. Хозяин готов был молиться на свое новое приобретение. Деньги текли рекой, слава летела далеко впереди зверинца. Никому, даже близкому другу, хозяин не признался бы, что до одури боится проклятого мальчишку – это он, который плевать хотел на свирепых львов Лигурии…

В Тер-Тесете, выяснив, что Краш сбежал, хозяин сперва вздохнул с облегчением, а после надрался, как сапожник.

* * *

Ветер ерошил волосы на затылке. Лез за ворот, щекоча бесплотными пальцами разгоряченное тело. Птицей влетал в окно, распахнутое за спиной Краша; нес запахи земли, прокаленной за день, полыни и душистого разнотравья. В башне пахло по-иному: старой, растрескавшейся кожей, пылью древних фолиантов, снадобьями. И еще почему-то – мускусом. Этот запах сопровождал появление Черной Вдовы: мускус и тлен. Сердце в груди застучало чаще. Тело пронзила знакомая дрожь, словно его вновь коснулся язык хозяйки Шаннурана.

«Ты на верном пути. Ты все ближе к Оку Митры…»

Эта дрожь путеводной звездой вела Краша через кварталы города. Усиливалась, когда мальчик выбирал нужные улицы; пропадала, если он сворачивал не туда. Ночь, упавшая на Тер-Тесет, не была помехой маленькому следопыту. На окраине Краш увидел четырехэтажную башню, купавшуюся в свете луны. В башнях живут волшебники, вспомнил он. Наверняка Вульм с Оком Митры сейчас внутри: пытается продать драгоценность. Торгуется, небось, как бес! Ага, согласилась дрожь. Поторопись… Сдерживая нетерпение, Краш побрел вокруг башни. Опыт подсказывал, что соваться в парадную дверь – глупей глупого. Доброй ночи, господа хорошие! Это я, сын Черной Вдовы! Не отдадите ли вы мне забесплатно одну пустяковину…

Ему повезло. Он нашел дворик – там, где стены заворачивались, как створки раковины. Две кривые яблоньки дремали над скамейкой. Из кувшина в руках мраморной девицы текла струйка воды. За штакетником палисада манил ночных бабочек чудо-цветник. Окно, выходящее на фонтан, было приоткрыто. С осторожностью лисы, вползающей в курятник, Краш толкнул створки. Он ждал скрипа, но хорошо смазанные петли молчали. Оглянувшись по сторонам, мальчик одним прыжком взлетел на подоконник.

«Ты на верном пути…»

Ковер глушил шаги. Бесшумней кошки, сын Черной Вдовы зажмурился, отсчитал десять ударов сердца – и открыл глаза, впуская под веки мрак, сбрызнутый лунным молоком. «Темное зрение» без подпитки млечным соком чуть ослабло, но Краш до сих пор неплохо видел в темноте. Очертания предметов проступили из мрака, обретая рельеф. Кушетка с завитушками в изголовье. Полки со свитками. Два сундука, окованные полосами стали, были заперты на висячие замки. Кресло с низкой спинкой стояло на драконьих лапах… Хлам! Дверь из комнаты вела на винтовую лестницу. Надо выше, понял Краш. Туда, куда зовет, толкает, тащит подруга-дрожь, переходя в сладостное вожделение.

Сверху тянуло сквозняком. Слышались невнятные голоса. Узкая площадка. Крутые ступени. На стенах живым ковром копошились орды жуков, испуская гнилостное, зеленоватое свечение, вроде болотных огней. Стоило Крашу сделать пару шагов, как он услышал хитиновый хруст. Там, куда падала его тень, жуки приходили в движение, трепеща усиками. Копошение усиливалось, свет делался ярче, а жвалы с жадностью вгрызались в тень мальчишки. Краш с презрением ухмыльнулся: жрите, не жалко! Собрать вас всех в коробок, да скормить моим варанам…

– …я сказала: нет!

– Я слышал от тебя «нет» тысячу раз, Инес. А твой взгляд говорил: «да». Помнишь? Ты уверяла, что я – лучше всех…

– Посмотри мне в глаза. Что ты видишь? Только не ври!

Прыжком Краш одолел последние ступеньки. Припал к тесаным плитам пола – под ладонью хрустнул раздавленный жук – и заглянул в дверной проем. Оттуда, как язык из разверстой пасти, на площадку выливалась лента желтого, масляного света. «Вперед!» – властно требовало сердце. Ворваться, застать врасплох, воткнуть жугало Вульму в печень; схватить Око Митры – и наутек! Если хозяйка захочет его остановить, он убьет и ее. Колдунья? Ну и что? Пока она состряпает заклинание…

И все же он медлил. Долгие месяцы скитаний не прошли даром. Лихорадочное возбуждение, бурля в крови, не могло пересилить зверя, проснувшегося в Краше. Зверь на собственной шкуре постиг злую науку выживания. Сейчас он чуял нутром: спешка – это смерть. Наблюдал, подмечая каждую мелочь; ждал удобного момента. Зверь умел терпеливо сидеть в засаде, в отличие от мальчишки, сломя голову рвущегося вперед.

– Я дам хорошую цену. Лучшую из всех.

Похоже, увиденное в глазах хозяйки башни не понравилось Вульму. «Он даст цену? – удивился мальчик. – Это она должна заплатить ему…»

– Я знаю.

– Больше тебе не даст никто.

– Я знаю. Око Митры не продается.

– Глупости! Все на свете продается! Я, ты; престолы королей и котлы пекла. Вопрос в цене. Тебе не нужно золото? Хорошо. Я готов расплатиться…

– Ты говоришь со мной, как со шлюхой.

– Не преувеличивай, радость моя.

– Убирайся. Ты мне противен.

Краш подтянулся, уцепившись за стойку перил, и выполз на площадку едва ли не целиком, рискуя обнаружить себя. Оцарапался жугалом, крепко зажатым в руке. Он был готов без колебаний пустить шило в ход.

– Гонишь меня, Красотка? Ты, которая стонала в моих объятиях?

В голосе Вульма, змеей в траве, пряталась угроза. Высокий, худощавый, он стоял у дверей плохо освещенной спальни – спиной ко входу, не замечая Краша. Тени клубились вокруг: казалось, свет огибает мужчину, брезгуя прикоснуться к нему. Женщины видно не было. Она пряталась где-то в глубине комнаты.