– Вообще-то, ты говорила об этом, когда была жива, – сказала Фрэнсис. – И не раз, если уж на то пошло.

– Ты всегда ведешь себя так, будто ты героиня одного из твоих романов. Падаешь в объятия следующего мужчины, которого ставит перед тобой рассказчик.

– И это ты тоже мне говорила!

– Разве? – удивилась Джиллиан. – Как невежливо с моей стороны.

– Я всегда так думала, – сказала Фрэнсис.

– Я могла бы быть добрее, – вздохнула Джиллиан. – Наверное, я была недоразвитая.

– Только не думай, что теперь, когда ты мертва, твой образ будет как-то развиваться, – заметила Фрэнсис. – С тобой покончено. Давай сосредоточимся на развитии моего образа.

– С тобой легко: ты принцесса, – сказала Джиллиан. – Принцесса в пассивном ожидании очередного принца.

– Я могла бы убить эму, – заявила Фрэнсис.

– Ну, давай посмотрим, а, Фрэнсис? Посмотрим, сможешь ли ты убить эму.

– Может быть. – Фрэнсис посмотрела на ожившего эму, правда по-прежнему не способного летать, – страус бежал по усыпанному звездами небу. – Мне тебя очень не хватает, Джиллиан.

– Спасибо, – ответила Джиллиан. – Я бы сказала, что и мне тебя не хватает, но это не точно соответствовало бы положению дел, потому что я постоянно пребываю в состоянии благодати.

– Меня это не удивляет. Это так прекрасно, – сказала Фрэнсис. – Это что-то типа северного сияния, правда?

– Оно всегда там, – торжественно произнесла Джиллиан.

– Что, северное сияние? Не всегда. Эллен заплатила целое состояние, но так ничего и не увидела.

– Вот это, Фрэнсис. Эта красота. По другую сторону. Нужно только успокоиться. Не двигаться. Перестать говорить. Перестать хотеть. Просто быть. И ты услышишь, почувствуешь. Закрой глаза – и увидишь.

– Интересно, – кивнула Фрэнсис. – Я тебе говорила про рецензию на меня?

– Фрэнсис, забудь ты эту рецензию!

Черт возьми! Джиллиан говорила слишком много вздора для человека, которому ничего не нужно делать, только лежать себе и наслаждаться исключительной красотой жизни после смерти.

ЯО

Где вы сейчас, Фрэнсис? – спросил Яо.

Он сел на пол рядом с ее раскладушкой и снял с нее наушники, чтобы она слышала его.

– Я в одной истории, Яо, – ответила Фрэнсис; он не видел ее глаз под маской, но на лице было оживленное выражение. – Я пишу эту историю и одновременно нахожусь в ней. Это очень хорошая история. Действует что-то вроде генератора магического реализма, это для меня в новинку. Мне нравится. Не нужно во все вкладывать здравый смысл.

– Хорошо, – сказал Яо. – А кто еще с вами в этой истории?

– Моя подруга Джиллиан. Она умерла. Во сне, когда ей было сорок девять. Это называется синдромом внезапной необъяснимой смерти взрослых. Я думала, такое случается только у младенцев. Я даже не знала, что такое возможно.

– У Джиллиан было что сказать вам?

– Да нет толком. Я рассказала ей о рецензии.

– Фрэнсис, забудьте про рецензию!

Это было непрофессионально, но Яо не мог скрыть раздражения. Фрэнсис все говорила и говорила про эту рецензию. Разве авторы не должны быть привычными к плохим рецензиям? Разве это не сопутствующий профессиональный риск?

Попытайся стать парамедиком. Посмотри, как ты будешь себя вести, когда сумасшедший муж приставил нож к твоему горлу, пока ты пытаешься спасти жизнь его жены, причем это невозможно, потому что она уже мертва. Попробуй это, Фрэнсис.

Фрэнсис сдвинула маску и посмотрела на Яо. Ее волосы комически торчали в разные стороны, словно она только что встала с кровати.

– Я буду есть лингвини из даров моря. Огромное спасибо. – Она закрыла воображаемое меню, снова надвинула маску на глаза и начала напевать под нос «О благодать»[17].

Яо проверил ее пульс и вспомнил давний вечер, университетскую вечеринку, когда он присматривал за напившейся девицей в чьей-то спальне. Яо несколько часов слушал ее неразборчивое, бессвязное бормотание, смотрел, чтобы она не захлебнулась в собственной блевотине, потом уснул, а проснувшись на рассвете, увидел ее лицо в дюйме от своего, почувствовал ее болезненно-сладкое дыхание.

– Убирайся! – заявила она.

– Я к тебе даже не прикоснулся, – попытался объяснить Яо. – Ничего не было.

– Пошел в жопу!

Он чувствовал себя так, будто воспользовался ее беспомощностью, изнасиловал, пока она была без сознания. Не имело значения, что он в жизни не сделал бы ничего подобного, что он хотел сделать карьеру целителя; в тот момент он был представителем своего пола и мог понести наказание за все мужские грехи.

Забота о Фрэнсис в ее психоделическом терапевтическом путешествии была ничуть не похожа на ухаживание за пьяной девицей. И все же у него было ощущение, что он присматривает за пьяной.

– Я так давно не занималась сексом, – произнесла Фрэнсис. Белая слюна собралась в уголке ее рта.

Яо стало немного не по себе.

– Это плохо, – сказал он.

Он посмотрел на Машу, которая была занята с Беном и Джессикой, их огромные тени были спроецированы на стену. Пара говорила, Маша слушала и кивала. Их терапия вроде бы проходила нормально. Далила сидела с Ларсом, который приподнялся на раскладушке и спокойно болтал с ней, словно они были гостями на вечеринке.

Все пациенты в порядке. Каталка на всякий случай стояла наготове. Все находились под наблюдением. Беспокоиться было не о чем, и все же он испытывал какое-то странное чувство, потому что теперь все его чувства выкрикивали только одно: «Беги!»

ТОНИ

Тони бежал по бесконечному полю изумрудной зелени, в руках у него был мяч странной формы, весивший как три кирпича. Руки у него болели. Мячи обычно не были такими тяжелыми.

Рядом с ним бежал Банджо, вернувшийся в щенячью пору, с такой же веселой раскрепощенностью, какая свойственна малышам, мешался у Тони под ногами, вилял хвостом.

Тони понял, что, если он снова хочет быть счастливым, ему нужно просто пнуть этот странной формы мяч так, чтобы тот залетел в ворота. Мяч символизировал собой все, что Тони так ненавидел в себе. Все ошибки, сожаления, стыд.

– Сидеть! – велел он.

Банджо сел. Его большие карие глаза доверчиво смотрели на Тони.

– Ждать!

Банджо принялся ждать. Его хвост неистово метался по траве.