Маленькие храмы, в особенности на окраинах, влачат жалкое существование. За последние годы их пооткрывали во множестве, но, как плоды всякой кампанейщины и политиканства, выглядят они убого.

Храм Всех Скорбящих Радости на Охте был из их числа. Старинное здание никогда не считалось архитектурным шедевром, а пролетевшие со времен его постройки без малого триста лет не придали его облику благородства. Побеленные стены были неровными, давно некрашеная железная крыша облезла и скособочилась, а церковная ограда из металлических прутьев сохранилась едва на треть: семьдесят лет поколения советских пионеров растаскивали ее на металлолом…

Внутри все выглядело не лучше. Иконы-новодел в тонких канцелярских рамочках, затоптанная ковровая дорожка, ведущая к алтарю с потускневшей позолотой, и полтора десятка бедно одетых пожилых женщин, стоящих вокруг центральной иконы Всех Святых.

Вечерняя служба заканчивалась. Молоденький дьякон, небрежно держа правой рукой поднятый край епитрахили, возглашал уставные моления, ему подпевал с клироса хор, состоявший из трех женщин и одного старичка в очках, опущенных на краешек острого носа.

Уже помолились за «великую богохранимую страну нашу и воинство ее», потом за Алексея Ридигера и за местного епископа…

Хор пел, старушки часто крестились и кланялись, я ждал. Когда из алтаря вышел священник и все стали по очереди подходить к кресту с целованием, стало понятно, что пора действовать.

Этот храм был последней и единственной зацепкой в моем расследовании. Сюда почти ежедневно приходил Димис Лигурис со своим другом. Здесь они проводили по нескольку часов. Слова, сказанные Константиносом перед самой смертью, убедили меня в том, что догадка моя верна и Димис бывал здесь вовсе не потому, что отличался набожностью.

Нет, не за этим они с Властосом приезжали сюда через весь город. Не за этим…

А зачем?

Вернувшись накануне из Хельсинки, я поставил себе задачу побывать в этом храме. Не просто побывать, а осмотреться, чтобы выяснить, что здесь могло привлекать столь пристальное внимание двух взбунтовавшихся минойцев…

Когда служба окончательно завершилась и священник с дьяконом, пыля длинными одеяниями, торопливо ушли в узкую дверцу возле алтаря, я подошел к женщине, торговавшей свечами, и спросил, как бы поговорить с батюшкой.

По прежнему опыту я знал, что обычно такие просьбы не вызывают у церковных служителей энтузиазма.

А вам зачем? А по какому вопросу? Вы из какой организации? Да батюшка занят, зайдите позже…

Нет, если вынуть пачку денег и заявить, что желаешь освятить новенький «мерседес», то разговор, конечно, будет совсем другим. Но мне не хотелось начинать с вранья. Когда хочешь услышать правду, то показывай личный пример.

— Ждите! — в конце концов мрачно отрезала старушка со свечками и отвернулась. — Отец Виктор скоро выйдет.

Батюшка вышел минут через семь, уже в пальто. На вид он был моим ровесником, блондин в очках с толстыми стеклами и сильными залысинами на голове.

— Слушаю, — коротко сказал он, глядя на меня прищурившись. Лицо его было замкнутым, выжидательным.

— Я хотел спросить о двух ваших прихожанах, — начал я. — Два молодых человека регулярно приходили сюда, почти каждый день. Двое греков, они по-русски не говорили. Помните таких?

— Нет, не помню, — отрывисто произнес священник, глядя на меня сквозь толстые линзы очков. Он даже не спросил, кто я такой и почему интересуюсь. Просто стоял и ждал, пока я уйду.

— Они приходили очень часто, — настаивал я, — вы должны помнить. Последние полгода, до конца августа.

— Я здесь служу только три недели, — отчужденно проговорил священник. — Меня перевели из другого храма.

Он снова уставился на меня, ожидая, когда я исчезну с глаз долой.

Но я же не простой человек, пришедший поговорить от чистого сердца, от меня так легко не отделаешься.

— А где прежний батюшка? — с невинным видом поинтересовался я. — Где бы мне его найти?

Отец Виктор, очевидно, потерявший терпение, ткнул пальцем сначала вверх, а потом вниз.

— Там, — сказал он, — или там. В зависимости от ваших убеждений. Автомобильная авария. У вас все? А то я устал, с утра на ногах.

На секунду он замешкался. По сомнению в его взгляде я догадался: он думает, стоит ли давать мне благословение. Потом, взглянув мне в лицо и осознав, что ломать комедию необязательно, равнодушно зашаркал к выходу.

— А ты еще жив? — приветствовал меня Сергей Корзунов, когда я позвонил ему с проходной. — Странно мне это. Ну, проходи.

Он был рад меня видеть, а еще больше рад был бы услышать от меня, что я раскрыл убийство Димиса Лигуриса. Но такого удовольствия я Корзунову не доставил.

— Еще несколько штрихов, — пообещал я, — и ты будешь первый, кто доложит о раскрытии преступления. Обещаю.

— Надеюсь, — подозрительно пробурчал Сергей Петрович. — А сейчас зачем пожаловал?

— Священник погиб, — сказал я. — Настоятель храма Всех Скорбящих Радости, что на Охте. На машине разбился. Три недели назад. Сразу после того, как убили Димиса Лигуриса.

Корзунов нахмурился, сцепил пальцы рук перед собой в замок.

— Это как-то связано? — спросил он.

Я кивнул, ничего не ответив. Уж наверное связано, раз говорю…

— Это в ГИБДД, — покачал головой Сергей Петрович. — Ты пока в коридоре посиди, а я пойду разузнаю. Давай выходи, у нас теперь строгости. Посторонним нельзя оставаться в кабинете: секретность.

— Давно? — поинтересовался я.

— Скоро закончится, — пообещал Корзунов, запирая дверь своего кабинета. — Ты же сам служил, знаешь.

Он ушел, а я остался сидеть в коридоре, разглядывая обшитые деревянными панелями стены и деловитых сотрудников.

Теперь я уже почти не сомневался: Димис со своим другом наведывались в храм на краю города по какому-то очень важному делу. Недаром они проводили там по нескольку часов кряду, хотя православное богослужение вряд ли длится больше часа. Да и не был Димис верующим…

А вот что они там делали, предстояло выяснить. У меня была твердая уверенность, что священник этой церкви погиб не случайно…

— Правильно говоришь, — возник снова передо мной Корзунов с папкой в руках и позвал меня в кабинет. — Нюх у тебя еще милицейский остался. Я думал, с автоаварией ГИБДД разбирается, — заметил он, — ан нет! Там уголовное дело возбудили по экономической части. Похоже, батюшку замочили не случайно. Как выяснило следствие, храм Всех Скорбящих Радости нуждался в срочном ремонте — так установила авторитетная комиссия. Под фундаментом церкви находился плывун, и от этого по зданию пошла трещина. Тоже интересно, конечно, — заключил Корзунов, задумчиво потирая подбородок. — Почти триста лет стояла церковь, и ничего, а теперь вдруг на тебе — плывун, трещина, угроза для жизни людей!