— Надоело жить по чужим правилам. Сначала Клим контролировал каждый мой шаг, указывал, что делать, кого любить или ненавидеть. Теперь ты пытаешься нацепить на меня поводок. А я хочу жить своим умом и совершить хоть что-нибудь стоящее.

— Даже если это никто не оценит?

— Даже так. И потом ты сам себе противоречишь, братишка. Еще недавно ты дал мне шанс изменить свою судьбу, а теперь оставляешь в стороне. Разве это честно?

— И как же ты собираешься мне помогать?

— Ну…я могла бы стать отличной приманкой для Шиезу, — она хитро прищурилась.

— Ты хоть понимаешь, насколько опасны подобные игры?

— Не опаснее, чем жить рядом с врагом, — парировала Мила.

— А если Шиезу тебя убьет? Такое развитие ты предусмотрела?

— Естественно, — девушка кивнула. — Я не умру, потому что ты не позволишь, так ведь?

— Ладно, — обреченно вздохнул Румин, приглашая Милу все-таки войти во дворец. Видимо, у него не осталось аргументов для возражений. — Стало быть, поступим так…

* * *

Мила.

Замок Иссилен-Нелиси.

Тишина разносилась по пустому замку. Она надрывно звенела в зеркальных стенах, проникала в каждую щель. Властвовала повсюду, окружала дворец плотной, непробиваемой стеной, за которую не проникало ни единого звука. Тишина была всеобъемлющей. И вырваться из ее плена до наступления утра было выше человеческих сил. Да и людей в забытом Богами месте давно не осталось. Как и прочих живых, навечно заточенных в подземных тоннелях дворца. И лишь с приходом вязкой ночи их души выходили из своих узилищ, бродили по опустевшим коридорам, жалобными отголосками будоражили ненадолго заблудших живых. Мертвые всегда оставались жителями пугающего и манящего своим великолепием Иссилен-Нелиси, неотъемлемой частью дворцового безмолвия.

И лишь в одну комнату духи замка не вторгались никогда. Не имели силы и права переступать порог спальни, некогда принадлежавшей могущественной варданке Нурниаэлль — последней королеве и волшебнице из рода вардан Чистой крови. Единственной истинной хозяйке Иссилен-Нелиси — дворца, напоминающего хрустальный цветок с аквамариновой сердцевиной. Для умерших покои королевы были запечатаны особым заклинанием, не угасающем даже теперь, когда в этих стенах почти не осталось магии Высших. Живых печать не касалась, но они словно чувствовали ее власть и сторонились комнаты. Все, кроме двух женщин.

Одной из них была белокурая Мила, с криком очнувшаяся от ночного кошмара. Она подскочила на кровати, в ужасе озираясь по сторонам в поиске теней, заполонивших ее сон. Огромную комнату затоплял мерцающий свет, рассеявший видение. Никого не было. Никого и ничего, кроме нее. Мила легла на подушку, обхватив ее руками, и прислушалась. Непроницаемая тишина. Никто не бежит на помощь. Крики

ее наверняка взбудоражили всех обитателей дворца, если таковые вообще имелись. Когда девушка очутилась в этом стеклянном замке, то не встретила ни единой живой души. Однако она все время ощущала чье-то незримое присутствие. Призраки, что ли? Мила бы не удивилась, даже если бы столкнулась с привидением лицом к лицу. Впрочем, она и встретилась, только не наяву, а во сне. То, что черные тени и убегающая от них девочка были всего лишь кошмаром, Мила поняла сразу. Подобные сновидения начали преследовать ее после той злополучной осенней ночи, когда ее едва не убили, а неизвестный с крыльями за спиной спас ее. Теперь, после встречи со Стрелком, Мила многое поняла. Например, преследовавшие ее кошмары были не простыми снами, а видениями. Но прошлого или будущего, Мила не знала. Главное, это был не ее кошмар. Не ее страх. Не ее боль. Не ее отчаяние. Не она. Не она?

Мила напрягла память, припоминая лицо девочки из сна. Светлые кудрявые волосы, большие янтарные глаза. Всего лишь ребенок.

Ребенок, несущий смерть. В памяти Милы всплывало хрупкое тельце, покрытое гнойными язвами. Девочка, преследуемая мерзостными тенями с гнилостным запахом и безжизненными рыбьими глазами. Маленькая белокурая девочка, напоминающая Миле саму себя. Нет, не ту, какую она привыкла видеть в зеркале каждый день. А ту, кем она становилась в этом замке. Странное место. Преображающее. Стрелок сказал, что в этом замке обнажается истинная сущность любого живого существа. Многие считали, что именно в этом заключалось величие правительницы Нурниаэлль — ее нельзя было обмануть. Вот только вместе с этим местом пришли странные сны. Видения. Жуткие. Что же это? Предсказание будущего? То, что ждет человечество? Эпидемия? Вымирание? И все из-за маленькой девочки?

Нет! Это не может быть будущим! Они никогда не допустят этого. Стрелок сумеет остановить это безумие. Он обещал. Он же Румин — дарящий жизнь. Значит, он сумеет победить смерть. Миле хотелось в это верить. Потому что человеку нужно во что-то верить. Так говорила ей мать. Впрочем, это единственное, что Мила помнила о матери.

Мила поднялась с кровати, вошла в ванную комнату, зачерпнула воды из огромной бадьи.

— Все будет хорошо, — убеждала она себя, поливая ледяной водой.

Дрожь пробирала до костей, немели пальцы, стучали зубы, но не от холода, а от необъяснимого трепета, заполонившего ее. И только когда Мила вспомнила уже знакомые снежные глаза спасителя маленькой девочки, немного успокоилась. Она была уверена, что и ее спас обладатель этих удивительных глаз. Румин,

ее родной брат. Отряхнув волосы, она пошарила рукой в поиске полотенца, но наткнулась на огромное количество бутылочек и флакончиков различной формы. Один из них звонко упал со стеклянной полочки на пол. Осколки разлетелись по огромной ванной, оплетенной цветущими розами. Прозрачная бирюзовая жидкость разлилось по драгоценному полу, и свежий аромат дождя и мяты ворвался в комнату. Мила узнала этот запах — так пахла женщина, которую она первой увидела в ту злополучную ночь после спасения. Девушка прекрасно помнила, как удивил ее тогда столь странный и изысканный аромат самой природы. Она никогда не встречала подобных запахов на людях. Неужели та женщина тоже имеет какое-то отношение к этому миру? Должна же быть причина, почему Клим так испугался, увидев ее. Мила не забыла, как тот осторожно выспрашивал у нее о той незнакомке.

В задумчивости Мила вернулась в спальню и уселась на полу, поджав под себя ноги. Она спрятала стопы под полы темного халата, обнаруженного все в той же ванной, и потянула на себя одеяло.

Укутавшись в теплое одеяло, Мила отдалась воспоминаниям. Они приходили сами. Как кадры немого кино.

Черно-белые о недавних событиях. И пестрые, будто живые, о давнем прошлом.

…О старце, приютившем ее в далеком северном поселении. Старец спас ее, чтобы она убила целый город.

Она не лечила, а уводила души умерших за грань. Через Пустошь, где обитают потерянные души.

Озверелые и страждущие. Вела, не оглядываясь.

…О мужчине, что увез ее с севера. Его лица не осталось в памяти. Лишь запах — полыни и отчаяния.