Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В едальне всё было, как всегда. Три кувшина: с брагой, медовухой, квасом. Лепёшки в стопке, обильно пропитанные маслом, и кринка с молоком. Князь уписывал это с таким удовольствием, что Макаровна с улыбающимся лицом вскоре удалилась. Насытившись, Симеон вышел на улицу. Там, во дворе, уже подъехали возы с московской поклажей. Его Нестерка, покрикивая, направлял грузы в нужные места. Занятые делами, люди не заметили, как мимо них прошёл князь. Он хорошо знал дорогу на базар, куда ходил с отцом. Там он научился у него осматривать товары, кое-что подбирая для себя. Потом они шли на работорговый рынок, где Калита отбирал нужных, мастеровых людей и привозил их в Москву Это их руками строились монастыри и церкви, кремлёвские стены да и многое другое.
И здесь было всё, как обычно. Базар ломился от всякой всячины. Он купил полную шапку сладких фиников и, ходя по многочисленным рядам, сплёвывал на землю их удлинённые семена. Отчего почувствовал беспокойство, он не понимал.
А на другой день его принимал Чанибек. Узнав о внезапном приезде московского князя, хан был удивлён. Многих приходилось чуть ли не силком вытаскивать из их нор, а этот незванно... или... он вспомнил, что наказывал князю Пожарскому. И в свою очередь, чем-то обеспокоился хан: «Не уж, что случилось? Хорошо, если по зову...». И хан решил, не откладывая, принять его. Узнал об этом и Зарухожа и тотчас поспешил к Бердибеку.
Царевич только что, обглодав целую кучу бараньих рёбрышек и запив всё это холодным кумысом, откинулся на мягкие подушки. Веки сами собой потяжелели... Но кто-то грубовато схватил его за плечо.
— Кто смел меня побеспокоить? — злобно процедил он сквозь зубы.
Рука потянулась за лежавшей рядом плетью. Но её точно прибили. Он с трудом поднял веки и увидел, что на неё наступил чей-то сапог. Он поднял голову: перед ним стоял Зарухожа.
— Тебе чиво, князь? — недовольно буркнул царевич, убирая руку.
— Царевич, — князь опустился на колени и зашептал ему на ухо: — Ты знаешь, что прибыл московский князь?
— Сименбек? — радостно воскликнул Бердибек.
Он давно знал его, когда тот был ещё княжичем. Они вместе ездили на далёкие кавказские горы. Там подружились.
— Ты чему обрадовался, царевич? — голос князя жёсткий, властный.
Улыбка исчезла с широкого лица царевича.
— Ты знаешь, — продолжал князь, — где сейчас Сименбек?
Тот пожал плечами.
— Хан принял его! — воскликнул князь.
— Ну и что? — спокойно произнёс царевич.
— А то! Когда это было видано, чтобы ханы так быстро принимали разных князей! Это унижает наше достоинство. Они могут это расценить как нашу слабость! А это — конец!
— Уж так и конец? — Бердибек поднялся. — А если это... дружба!
— Какая дружба между властелином и подданным? — голос был гневен.
Лицо покраснело и на нём даже появились капельки нога. Такого Зарухожа Бердибек боялся. Показывать себя слабым ему не хотелось.
— Ты прав, князь! — царевич хотел потрепать его по плечу.
Но князь не дал ему это сделать и сказал:
— Слушай, царевич, твоя нерешительность ведёт к гибели нашего ханства. Темники недовольны ханом. Они могут и к тебе так отнестись. Кто тебя поддержит? Если ты боишься, скажи. Мы найдём другого.
Это уже была угроза. Царевич растерялся. Он уже хотел было направиться к отцу, но решительный вид князя его остановил.
— Если ты это совершишь, то ни тебе, ни хану долго жить не придётся. Подумай. Если хочешь быть правителем, будь им.
Он повернулся и пошёл, даже не спросив разрешения. Это мог сделать только человек, уверенный в своих силах, Бердибек не знал что делать. Он всё же решил идти к отцу.
Встреча русского князя с татарским ханом носила уважительно-дружеский характер. Симеон давно понял и ввёл для себя одно правило: «Хорошо повелевает тот, кто умеет повиноваться». Такое поведение умиляло хана, и Симеон решал довольно сложные вопросы. Одним из которых был вопрос об уменьшении дани. Симеона тоже можно было назвать Калитой.
И всё же, всё же. Идя от хана, он ловил тяжёлые, недовольные, порой угрожающие взгляды ханских вельмож. Раньше он такого не замечал. И князь впервые решил прибегнуть к помощи Ходыря, Он был племянником одного мурзы. В одной из битв покалечил правую руку и стал никому не нужным человеком. Калита когда-то помог ему подняться на ноги и сделал его влиятельным человеком в Орде. Он оказался очень толковым поверенным человеком и часто информировал своего спасителя по разным вопросам, которые поднимались в Орде и касались московского княжества.
Вот этого Хадыря после встречи с ханом позвал к себе Симеон. Они долго разговаривали и тот поведал ему, что ряд татарских мурз недовольны Чанибеком за его дружбу с русскими.
— Кто особенно? — спросил князь.
Тот помялся, потом назвал:
— Зарухожа.
Дав ему несколько золотых монет, Симеон отпустил его со словами, что он заработает больше, если предупредит о готовящихся заговорах. Хадырь низко поклонился, приложив руку к сердцу.
Через несколько дней князь, возвращаясь под вечер к себе, заметил у ограды чей-то силуэт. Положив руку на рукоять меча, он ускорил шаг, ругнув себя, что не берёт с собой стражу.
— Князе! — послышался голос.
Симеон понял, что это Хадырь. В груди ёкнуло: с дурной вестью, не иначе.
Да, весть действительно была страшной. Сын готовит заговор против отца!
— Не может быть! — он схватил татарина и подтянул к себе.
— Мозит, мозит, князе!
Хорошо отблагодарив его, князь отпустил татарина. «Что же делать? — мозг засверлил страшный вопрос. — Сказать? А вдруг Хадырь ошибся?». Тяжело укладывалось в голове такое сообщение: «Чтобы он поднял руку на своего отца! Какое он пережил горе, когда его отца не стало! Что же ему делать?» — с этой мыслью он и заснул. Когда проснулся, а проснулся впервые среди ночи, этот вопрос тотчас всплыл и не дал ему заснуть до утра. И всё же он решил предупредить хана, не говоря конкретно о людях. А для этого он решил рассказать ему одну историю, но что-то в ней изменить. Догадливый хан может понять, но обвинить его в чём-то никто не сможет. А иначе случись что, как тогда к нему, а через него и к Руси отнесётся Бердибек, с которым они когда-то подружились? Надо зайти к нему. А что это даст? Вдруг то, что поведал Хадырь, окажется правдой? Заговор сорвётся, а Чанибек будет знать, что я был у Бердибека. Не привяжет ли он меня к событиям? Нет, лучше я пошлю Бердибеку хороший подарок и обещание, что его навещу. Я думаю, это укротит его нрав. И он не двинет свои полчища на их землю.
Горько, конечно, признавать, но с другой стороны, чем сильнее будет у них борьба за власть, тем слабее они будут. Эта мысль обрадовала. Она освобождала его от необходимости быть порядочным, покорным. Ведь он как-никак подданный, а значит, зависимый, угнетённый. И до каких пор?