Сообщение Ганса вызвало у всех присутствующих приступ эйфории. Юра от радости взвизгнул, инженер воскликнул: «Ух ты!», а Степа сделал такой жест, словно бы засучивал рукава в преддверии тяжелой работы. Я тоже обрадовался: если оболтусы мелькнули в Юриной среде обитания, значит, можно считать, что вопрос решен — очень скоро мы их найдем.

Юра этого Барабана знал, но поверхностно:

— Не мой уровень… — …поэтому спросил у Ганса, у кого из камрадов можно навести по нему справки. Ганс назвал несколько имен, Юра тотчас же позвонил и буквально за пару минут добыл всю доступную информацию: адреса, профиль, склонности и привычки.

После этого мы тепло распрощались с Гансом и поехали к Барабану.

— Вообще-то, сказали, что по ночам он обычно «работает», — сообщил Юра. — Но раз уж мы в городе, не помешает проверить — чем черт не шутит, глядишь, и застанем…

Барабан проживал в малосемейке, пользующейся дурной славой. Во двор заезжать не стали — Юра сказал, что не стоит раньше времени «светиться», мы подождали, а он сходил на разведку.

Как и было предсказано, Барабана дома не оказалось.

— Ничего страшного, завтра приедем, — подытожил Степа.

Мы с чувством хорошо исполненного долга поехали в наш «летний лагерь».

* * *

Понедельник — день тяжелый. Поэтому спали долго и зарядку пропустили, придя к единому мнению, что сейчас гораздо полезнее будет обстоятельный завтрак с моей вкусной колбасой, дареными плюшками и безразмерной яичницей на трофейном сале.

До завтрака мне пришло в голову одно интересное предположение. Я решил его проверить и предложил Степе поплавать в озере — как вчера. Степа наотрез отказался, из чего я сделал вывод, что он отнюдь не фанат майских заплывов в ледяной воде, а вчера сделал это из чувства товарищества. Потому что если бы он загнал меня в озеро, а сам остался на берегу, это было бы очень похоже на издевательство.

Я подумал, что это определенным образом его характеризует. Далеко не каждый командир полезет в ледяную воду в ситуации, когда это делать не обязательно, а можно ограничиться ролью стороннего наблюдателя.

За завтраком мы с Юрой вполне по-домашнему поскандалили. Я заметил, что моя вкусная колбаса стремительно улетучивается, и легко определил главную причину этой проблемы. Дело в том, что остальные члены коллектива, и ваш покорный слуга в том числе, обращались с колбасой бережно: по мере надобности аккуратно нарезали тонкими ломтиками и делали эстетически привлекательные бутерброды. А Юра пластал здоровенными кусками и глотал почти не пережевывая — за завтраком он слопал колбасы больше, чем мы все трое разом. Я не удержался и сделал ему замечание:

— Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу.

— Не понял намека, коллега? — сказал Юра с набитым ртом и отчекрыжил очередной кусище колбасы.

— Не обязательно так неистово концентрироваться на колбасе, — вежливо намекнул я. — Тут полно других, не менее интересных яств. Например, твое чудесное «хохляцкое» сало.

— Ничего не могу с собой поделать, коллега, — пожал плечами Юра. — Мне нравится эта колбаса.

— Ну так ведь другим она тоже нравится, — не унимался я. — А ты ешь ее в три раза больше, чем остальные, то есть отнимаешь вкусную колбасу у товарищей!

Такой, казалось бы, неопровержимый довод Юру нисколечко не смутил. Он хмыкнул и походя расправился со мной на моем же поле:

— Ты заметил, я не обзываю тебя жлобом? Колбаса — это последнее, что осталось у тебя от родного дома, я это понимаю. Ты не переживай, я достану тебе десять палок точно такой же колбасы.

— Но это будет совсем…

— Да, это будет не та колбаса, я в курсе, — жестом остановил меня Юра. — Но ты намажешь ее маслом, подвесишь на веревке и через неделю она будет точно такая же, как и та, что ты забрал из дома. Через неделю ты привыкнешь к этим ДОСам, и они будут для тебя домом. Дом — это не отдельное здание в секторе, а то место, где ты живешь. А про сало для Ганса — это, Сань, вовсе не подлянка, а просто чтоб сделать ему приятно. Нормальное сало, с чесноком, душистое такое… Он будет его есть и думать, что это «эксклюзив от Юрика»… Ну и чем это плохо?

— А тем, что ты его обманул! Если ты обманул его, значит, и нас тоже можешь…

— Ну, если так все будут обманывать, хуже от этого никому не станет, — уверенно заявил Юра. — А доброты в мире станет больше. Сань, не кипи. Хочешь, пойдем с тобой, купнемся в том ставке, где вы вчера бултыхались?

Ну вот и попробуй позлись на него после этого…

В конце завтрака подошел механик-наводчик (это вовсе не военно-учетная специальность, а камрад, который навел нас на «лево-кадрированную» часть). Оказывается, у них аж до десятого мая выходной, делать нечего, и скуки ради он заскочил провентилировать вопрос насчет своей доли в добыче. Немного посовещавшись, решили выделить в качестве доли уазик — но не прямо сейчас, а по прошествии некоторого времени, когда у нас закончится командировка.

Механика такой вариант вполне устраивал. Инженер, как мне показалось, лукаво усмехнулся — полагаю, он не стал рассказывать своему приятелю, как у нас в команде принято поступать с лишней техникой в пиковых ситуациях. Воодушевленный хорошим началом дня, механик напомнил, что мы должны ему два литра за детали, но он, в принципе, не настаивает и может подождать.

— А чего ждать? — вспомнил Юра. — Прямо сейчас и рассчитаемся…

И широкодушевно приволок четыре литра трофейной кубатуры.

Механик сразу воссиял, но наш расчетливый инженер тут же внес коррективы: другие два литра — это за стекла, починку задних дверей «таблетки», и ободрать и закрасить броские эмблемы.

Механик, не раздумывая, согласился, и они с инженером тут же отправились ремонтировать пострадавшую у моста «таблетку». Вид у обоих был вполне целеустремленный, я бы даже сказал, перспективно-озабоченный — четыре литра, как-никак…

— У нас еще визит к клиенту, — напомнил безжалостный Степа. — Ты будешь рулить, мы пойдем решать вопросы. Так что, если есть какие-то планы — все переносится на вечер.

Инженер грустно вздохнул, но возражать не стал: как говорится, служба превыше всего.

Степа пошел читать «Похождения Рыжего Фрица», Юра завалился спать, наказав растолкать его как только инженер пригонит «таблетку», а я одолжил у соседей карандаши с бумагой и пристроился в углу, решив все-таки воссоздать тот чертеж, что мы с Маней — тут я вздохнул — смотрели в архиве. Надо набросать хотя бы то, что помню. А помнил я, оказалось, много. Мою работу прервал звонок доктора.

* * *

История, которую рассказал доктор, была похожа на детектив в лучших традициях Агаты Кристи.

Оказывается, его друг, который при странных обстоятельствах умер в детской больнице, оставил предсмертную записку. Поскольку эта записка вполне вписывается в рамки официальной версии о самоубийстве, особых мер по ее сокрытию принято не было, и доктору удалось заполучить фотокопию.