— Что случилось-то? Там засада? Меняем явки и пароли?

— Да иди ты со своими шутками…

— Какие тут шутки? Правда жизни, обеспеченная твоей подругой Обломовой. Содержание, соответствующее фамилии.

— Тереза покончила жизнь самоубийством.

— Что?

— Ее больше нет.

— Да что ты мелешь? Я ее до вашей комнаты проводила.

— Я стучал, кричал, звонил — она не отзывается.

— Мобильный?

— Не отвечает.

— Машина?

— Я на ней приехал, вон она, под окнами стоит.

Юля подходит к окну, отдергивает занавеску и смотрит вниз, но ничего похожего на Пашин джип под окнами нет.

— Где? Где машина? — спрашивает Юля, и Паша, сорвавшись с места, подбегает к окну.

— Ничего не понимаю, я же только что смотрел…

— А вторые ключи у нее есть?

Паша виновато вздыхает:

— Есть.

— Что ж ты у нее не отобрал-то?! Мне кажется, одного инцидента вполне достаточно. А мое сердце чует, что он у вас не первый. Теперь вот заедет куда-нибудь в Финляндию, получится международный скандал.

И Паша сдался. Он повалился в кресло, осел и прилип к спинке.

— Блин-компот, что же делать? Дорого бы я заплатил, чтобы ее собственными глазами увидеть.

Он прикрыл ладонью глаза, будто изображение Обломовой — живой и невредимой — вот-вот должно было появится перед его внутренним взором.

Вот за это Юля и презирала многих мужчин, почти всех, кого знала: в самый ответственный момент они вдруг прикрывали ладонью глаза и признавали, что жизнь — дерьмо. Почему сейчас? Почему не вчера или месяц назад? Ни Юлька, ни Нонна так не поступали. Они карабкались, царапали ногтями препятствия и умудрялись при этом шутить.

Юля хватает в охапку вещи и бежит в ванную — переодеваться. Через несколько секунд она готова. Причесываясь на ходу, выскакивает из номера. За ней, громыхая ботинками, бежит Паша.

— Ключ от триста пятого не сдавали? — кричит на бегу Юлька.

Утренний администратор приподнимается из-за стойки.

— Нет, а что случилось? Сначала ваша подружка пробежала как ошпаренная, теперь вот вы.

— Куда побежала? Когда? — разом спросили Паша и Юля.

— Да на стоянку, минут десять назад.

— Десять минут назад я должен был с ней нос к носу в дверях вот этих столкнуться…

— А вы через левую дверь вошли, а она через бар выбежала. Я еще подумал…

— «Подумал, подумал»! А сказать мне не могли сразу же?

Администратор, обидевшись, сел:

— Ну кто же знал, что вы ее из дому без охраны не выпускаете.

— Ее удержишь, как же!

Юлька с Пашей выбежали из холла. Вслед им полетел голос администратора:

— Она кричала на бегу: «Отомстим за неизвестных русских артистов!»

Разбитый джип они обнаружили у ближайшего столба. Недалеко уехала пьяная и несчастная рок-звезда. Около машины топтались гаишники — пожилой с усами и помоложе, который все время трубно сморкался в гигантский носовой платок.

Паша по-бабьи всплеснул руками и захлюпал носом.

— Ой, мамочки!

Он бросился к машине. Юля едва поспевала за ним, приговаривая на бегу:

— Да не волнуйся ты так! Что с ней сделается?

Ни в машине, ни возле Терезы не было. А джип так аккуратно вписался в столб, будто обнял его бампером. Коричневое пятно, расползшееся по асфальту, напоминало кровь, и Паша побелел. Юля дернула его за рукав:

— Эй, это масло вытекло.

— Где девушка? Певица, лысая такая, бритая, — кричал Паша гаишникам, попеременно хватая их за китель.

— Только не надо причитать! — успокоил старший. — Лысая певица в отделении.

— В каком отделении?! — Паша схватился за сердце.

— Милиции, каком же еще!? Хотя ты прав, мужик, — по ней психушка плачет.

— Что случилось?!

Гаишник с насморком протрубил в носовой платок и сказал разочарованно:

— Да ничего. Пьяным везет. Так нажралась, что из-за руля выпала.

— На ходу, — прошептал Паша.

— На лету! — огрызнулся пожилой усач. — Ты что, тоже того? У нас сегодня, Петь, видать, не только лесорубы съехались, но и психи. Не задалась неделька!

Петя, сморкаясь, качнул головой в ответ.

— А вы ей кто будете?

— Подруги…

— Друзья…

— Ну вот что, «подруги», — решительно приступил к делу старший. — Протокол составлять будем. Ваша-то невменяемая даже имени своего назвать не смогла.

— Ну чего ты, Ильич. Не знаешь, что ли, это ведь Тереза Обломова, — прогундосил Петя.

— А мне один хрен. На сцене выпендриваются, бабки лопатой гребут, совсем совесть потеряли. Она за руль садится в таком состоянии, в каком я, взрослый мужик, до сортира не дойду — сдохну по дороге…

— Видать, дядя, сортир у тебя под Питером, — огрызнулся Паша.

Юля двинула его по ноге:

— А у тебя, балбес, видать, денег много. Молчи, идиот! — и улыбнулась пожилому гаишнику: — Так что там насчет протокола? Может, так договоримся?

— Так-так, об косяк. За рулем в нетрезвом виде — раз, архитектурное сооружение разрушила — два, зеленые насаждения попортила — три.

— Эй, эй, подождите, какие зеленые насаждения? — забеспокоилась Юля.

Петя, смущаясь, отводит глаза:

— Она, это, когда из машины выпала, весь газон заблевала.

— Я и говорю, нанесен вред зеленым насаждениям, — подкрепляет сказанное старший. — А к нам, между прочим, два раза в год садовник из Питера приезжает.

— Хорошо, что не из Амстердама. И сколько вы с нас вымогаете?

— Вы что, хотите к своей подружке в отделение? За дачу взятки должностному лицу? — громыхнул усач.

— Ну, положим, взятку вам никто пока не давал. А главное, не даст. У нас денег нет. Украли.

Все, пора кончать этот разврат! Юля вдруг увидела себя со стороны. Вот она, дочь Ларисы Артемьевой, наследница миллионов и лесопилки, стоит посреди приграничного городка и препирается с двумя ментами, один из которых нахально вымогает деньги, а второй трубит, как слон перед засухой. А между тем, время вечерней ванны и бутылочки сухого.

— Где это ваше отделение? — спросила Юля.

— За парком, — ответил усач.

В отделении милиции Юле были не рады. И Паше Культе не обрадовались. Пожилой капитан в «бухгалтерских» нарукавничках хмуро смотрел из-под очков.