— Если я правильно поняла, наш ролик вам не понравился.

— Нет, не понравился, — ответила Нонна уже в дверях.

— Вы ищете работу?

Вопрос уткнулся ей в спину и застрял там. Нонна обернулась.

— Да, я ищу работу. Я режиссер. Я могла бы придумать для вас плакат или рекламный ролик — интересный и внятный.

— Наш университет заинтересован в новых и талантливых кадрах. Заполните эту анкету, и вам позвонят.

Нонна обреченно берет протянутые женщиной листы.

_____

Начало вечера. В это время кафе уже было наполнено голосами, табачным дымом и громкой музыкой. Соня и Нонна это время не любили, но они договорились встретиться с Юлькой и потому терпеливо ждали, когда та изволит явиться. Юлька опаздывала. Перед Соней — стакан сока и пирожное, перед Нонной — стакан с минералкой.

— Вот почему ты ешь эти пирожные, и хоть бы хны? А я сейчас откушу и выплюну и потолстею на килограмм? — спрашивает Нонна и тянется к тарелке подруги. — Хочешь, проверим? Хочешь, я тебе продемонстрирую?

Соня поспешно отодвигает тарелку и на всякий случай надкусывает пирожное. Нонну это не останавливает.

— Нет, хочешь, покажу?..

— Уймись, не дам.

— Нет, ну я тебе просто покажу. Вот дай откусить.

— Не дам. Ты потом мне этот кусочек будешь помнить полгода. Мол, дала тебе пироженку, хотя знала, что тебе нельзя. Знаю я эту песню.

— Ничего, ничего… Вот разбогатею — в долг не дам!

— Из-за этой калорийной гадости? — вопит Соня. — На! Ешь! Толстей! — и успокаивается так же внезапно. — Ты не разбогатеешь. Не с чего.

— Да? — возмущается Нонна. — А я сегодня была на бирже труда…

— Скажи честно, — придвигается Соня, — страна нуждается в режиссерах?

— Издевайся, издевайся. Ладно. Страна не страна, а Шестаковичу нужен хороший рекламный ролик.

— Композитору Дмитрию Дмитриевичу? Трам-пам-па-пам-па! — Соня напевает тему Нашествия из «Ленинградской симфонии». — Неужели он нуждается в рекламе?

— Да не Шостакович, а Шестакович — ректор Нового университета.

— Вот с этого места поподробнее, — заинтересовалась наконец Соня, так как в любом богатом человеке предвосхищала заказчика.

— Подробности завтра. Иду на собеседование. Все узнаю.

— Хорошенький? — Соня уже кокетничала с воображаемым Шестаковичем.

— Ох, я как-то забыла о главном. Тебе бы понравился.

— Новенький — хорошенький.

Вбежала Юля с большой папкой эскизов. Быстро оглядев зал и заметив подруг, устремилась к стойке.

— Чего это с ней? — Соня даже приподнялась от удивления. — Не здоровается.

— Девушка в черном пальто! Вы случайно не нас разыскиваете?

На ее возглас оборачиваются сразу несколько девушек: черный цвет по-прежнему моден в этом сезоне, впрочем, как и различной длины пальто. Юля, однако, не реагирует на призыв Нонны. О чем-то шепчется с Лосевой, перегнувшись через стойку. Наконец Лосева уплывает в закулисье кафе и, пока Юля получает свой американо с лимоном, выносит ей кипу газет. С газетами и чашкой кофе Юля подходит к столику подруг.

— Привет. Чего разорались?

— Пытались привлечь внимание, — ответила Нонна. — А ты нас игнорировала. Что за макулатура?

— Вот, попросила Лосеву дать мне эти газеты. Ну, то, что в ресторанах и кафе бесплатно лежат. Ну, эти, на хорошей бумаге.

— Поняли, поняли, — остановила Соня Юлькино объяснение. — Дальше-то что?

— Короче, где светская хроника есть. Хочу посмотреть, кто из знаменитостей как одевается, по части имиджа и все такое. Может, предложу кому-нибудь свои услуги.

— По части имиджа тут явно по нулям, — уверяет Соня.

Каждая развернула по газете. Отгородились от внешнего мира. Окунулись хоть и в бумажную, но сладкую жизнь. Вдруг Сонька радостно завопила:

— Ноник, тут про твоего.

У Нонки за газетой дрогнул голос:

— Про кого?

— Этот, как его? Шершень твой. Олег Шершневский.

— Дурочка какая! Вот у Мадонны вилла, это да!

Из-за другой газеты послышался голос Юли:

— Что за хмырь? Как он меня раздражает, девочки. На нем смокинг, как будто он его напрокат взял, как на официанте.

Нонна отрывается от чтения захватывающей заметки о Мадонне и заглядывает через плечо Юли:

— Кто?

— Да вот.

На газетной полосе под рубрикой «Светская хроника» Михаил Боярский в вечно черной шляпе, Лужков в кепке и ректор Нового университета в гроздьях девушек.

— Да это же Шестакович!

Все-таки психика у человека — сплошные клише. Это как в кроссворде. Если там спрашивают — часть лица, три буквы, любой почему-то ответит — нос. Почему не рот? Тоже ведь три буквы. Вот и Юля при упоминании о Шестаковиче запела:

— Пам-па-па-пам-па! Па-па-па-па-па-пам-па… Я думала, он того-то… постарше.

— И эта туда же! Какая ты темная! Это Дмитрий Дмитриевич, трам-пам-пам! Он умер давно. Тот Шостакович, а этот Шестакович.

— Даром, что живой. А смокинг у него — рвань. Чем занимается?

Нонна многозначительно улыбается, но помалкивает.

— Да учебное заведение у него. Управляет, — объясняет Соня.

— Понятно. Я бы поработала над его имиджем, над, так сказать, светлым образом, над личиком его лучезарным.

— Борис Андреевич Шестакович! — Нонна представляет, как будто ректор подошел к их столу с букетом желтых хризантем. — Прошу любить и жаловать!

— А надо ли? — интересуется Соня, и в голосе слышится необъяснимая ревность.

— Что?

— Ну, вот это: любить, жаловать. Может, как-нибудь обойдемся без этого франта?

— Да, конечно, — хмыкает Юля. — У него под задницей небось «мерс», а не асфальтоукладчик.

— Но-но, попрошу без намеков.

— Не ссорьтесь, девочки, — просит Нонна. — Его университет предложил мне работу. Завтра пойду на собеседование.

Юля отдает наказ:

— И не забудь о подругах.

— В каком смысле? — напряглась Нонна.

— В прямом. Разведаешь обстановку — свисти. Я вижу, росточка он маленького, так зачем ему удлиненные пиджаки? От этого только ножки короче кажутся.

— Не могу сказать, зачем ему удлиненные пиджаки, но у меня от него предложение явиться на собеседование в качестве режиссера.

— Мы все в работе нуждаемся, между прочим. И наши с тобой интересы никак не пересекаются.