— Здравствуйте. У вас задержанная Тереза Обломова?

— А вы кто? — спросил капитан.

— Мать!

— Вы — мать?

— Я имела в виду мать-перемать. Хотела выругаться, понимаете?

Капитан развеселился и открыл амбарную книгу.

— Посмотрим. Узнаем. Ответим.

— Помогите! — взмолилась Юля.

Капитан, листая страницы, заверил:

— Поможем. Запоминающаяся фамилия. Вроде из русской классики?

Паша отчаянно закивал.

— Вроде не было такой.

— Как нет? — Юля похолодела.

— Хотя подождите, Тереза одна есть, с вьетнамской какой-то фамилией.

— С вьетнамской?! А почему с вьетнамской?! И как вы вьетнамскую от китайской отличаете? Или от корейской?

— А, вот, нашел! Напалмова!

— Это не она.

— У нас Терез больше в обезьяннике нет. А она так назвалась. — Капитан читает, водя пальцем по строке: — «Записано со слов задержанной». Как она артикулировала, так мы и зарегистрировали.

— Где он, ваш обезьянник?

— А вам зачем?

— Как зачем? Великую певицу земли русской хочу забрать.

— Не положено. Протокол, штраф. Знаете, в каком состоянии она к нам доставлена?

— Не иначе как сильного алкогольного опьянения?

Капитан молчал, с любопытством ожидая развязки.

— Что, денег хотите? — догадалась Юля.

— Точно, — признался дежурный.

— Сколько?

— Сто! — недолго думая, сказал он.

— Пусть она у вас еще посидит.

Юля повернулась, чтобы уйти. Главное, чтобы Паша ничего не испортил. Но тот пребывал в шоке и молчал.

— Пятьдесят, — полетело Юльке в спину.

— Да сколько угодно. У меня все равно нету.

— Сорок.

Юля навалилась на стойку:

— Нету!

Дежурный задумался:

— Певица?

— Певица, будь она неладна.

— Тогда концерт для персонала.

— Какой концерт? Мы что, фронтовая бригада?

— Не выпущу, — без всякой угрозы сказал капитан.

— Выпустите, на фиг она вам сдалась, такой подарочек?

— Пусть поет, раз певица. — И это был вердикт.

Юля повернулась к Паше, надеясь найти у него хоть какую-нибудь поддержку. Но тот вытянул руки вдоль туловища и теперь был похож на провинившегося подростка.

— Да, блин, пусть поет, если сможет! — крикнула Юля.

— Вот это дело. Сейчас приведу.

Капитан скрылся за дверью и через несколько минут вернулся с Терезой. Та едва передвигала ноги в тяжелых армейских ботинках без шнурков.

Тереза жалобно скулила:

— Меня не хотят слушать зрители! Зритель ренегат и предатель. Публика жует колбасу и скобарский салат оливье! Я никому не нужна!

— Нужна, нужна, еще как нужна! — заверила ее Юля. — Вот видишь, твои поклонники собрались. Отпускать не хотят, так любят. Спой, светик, не стыдись.

Тереза встрепенулась и оглядела коридор. Милиционеры, уборщица, еще пара теток, по виду, работницы столовой, мрачно и негромко здороваются и садятся на лавки вдоль стены.

— Я без гитары петь не буду! — крикнула Тереза.

Юля пнула ее коленкой под зад, чтобы никто не видел:

— А симфонический оркестр не подойдет? А ну, давайте-ка а капелла, звезда вы наша!

Тереза зажмурилась и отвернулась к стене. Юльке показалось, что прошел год, прежде чем раздался голос Обломовой. Но когда он полился — сильный и чистый — зажмурилась Юля. Без хрипоты. Без украшательств. Голос летел над русской степью, молил о помощи, обещал вернуться. Голос Терезы добирался до милиционеров и уборщиц, до поварих и до безликих фотографий разыскиваемых преступников. Это не была песня из репертуара группы «Фюзеляж», это была старинная народная песня. Где и когда Тереза Обломова научилась этому, Юля не знала, как и не знала, сколько еще таких песен та могла бы спеть.

_____

В ночном парке, растянувшись на садовой скамейке, спала утомленная этуаль русского рока Тереза Обломова, уложив голову на колени администратора Паши. Будить ее не стали. Тихо говорили над ней:

— Да, сходили за хлебушком…

Паша гладил Терезин ежик. Юля смотрела на них с завистью. Она даже готова была сбрить волосы, чтобы кто-нибудь так же гладил ее по голове. Стало зябко. Юля встала, поставив ногу на краешек скамейки.

— Слушай, у нее что, боязнь сцены?

Паша вздрогнул, как от удара.

— Кто тебе сказал?!

— Я же не слепая.

— Она никому никогда не говорила об этом. Скрывает. Вот почему перед концертом и напивается. Боится очень.

— Конечно, тяжело чем-то заниматься, когда вся природа против, один только ты за.

Паша протестующе шепчет — если мог, кричал бы в голос:

— У нее голос! Нас запустили в ротацию!

— Да и ради бога! Но голос — это дар, а не профессия. А через пару лет у тебя на руках окажется алкоголичка с полностью разрушенной психикой.

— Ты иди, а я с ней побуду. Проснется — довезу до гостиницы.

Но Юля снова садится рядом.

— Ну хорошо. Положим, концерт отменили без последствий. В гостинице мы переночуем, Марина денег не возьмет.

— Почему?

Юля усмехнулась:

— У меня есть волшебная палочка, мама называется. Многие ей обязаны. А я так, на прицепе… Как всегда… Но на чем мы обратно поедем?

— На электричке.

— И на какие шиши? У меня лично ни копейки не осталось.

— Может, у этой Марины и попросим?

— Нет. Вот это уж нет. Я мамочке обещала, что дочь Лары Артемьевой в долг брать не будет, чтобы никто не заподозрил мамочку в финансовом кризисе.

— Нормально. Мы теперь из-за твоей честности должны до Питера пешком топать? Мы-то ладно. А Терезка как же?

— Как ты о ней печешься.

— Не твое дело.

— Ну почему же не мое? Я ведь тоже не хочу пешком идти. Мы можем заработать.

— Я на панель не пойду, — заявил Паша.

— Остряк! Учти, здесь основной контингент — горячие финские парни.

— Злая ты, Юля.

— А кто меня в это втянул?

— Да ладно тебе. Ничего особенного. Просто ты Терезу плохо знаешь. С ней каждый раз так. Рок-музыка, понимаешь ли.