Ну, прошелся я по хате. Лэрке пока нет, зато есть пиво. Начал с него. Постепенно подваливал народ — знакомый и незнакомый. Адамс тоже появилась — с Брианом. Повисла демонстративно у него на шее и потащила танцевать. Вильям, Каспар и прочие тоже приперлись, но ко мне никто не цеплялся. Хотя, может, они меня не заметили. К этому времени в хате было уже битком и жарко, а я сидел себе тихонько в углу, бутылку свою посасывал и рассматривал коллекцию сисек напротив — там девчонки сидели, не наши.

Вдруг одна из них встала и ко мне. Наклонилась, так что у меня глаза чуть ей в вырез не упали, и орет через клубняк:

— Привет! Это ты — попка сезона?

Короче, смотал я оттуда. Типа в сортир. В коридор выхожу, а там… Вроде Лэрке, а вроде не она. Платье на девчонке ярко-розовое, сразу под попой заканчивается. А из под него — ноги, как у Бэмби, длины нескончаемой. Вверху — вставка кружевная, и через нее лифчик черный просвечивается. На голове — черная шляпа, волосы из-под нее уголками к щекам клеятся. Губы под цвет платья и приоткрыты — это она меня увидела. А я… Я амеба, я по стеночке растекаюсь.

Мимо каблучками процокала:

— Привет, Джек! — и в хаосе скрылась, только розовое мелькает между чужих тел.

Мне удалось у кого-то сигарет стрельнуть, и на крылечке выкурил все, что раздобыл, за раз. Думаю, валить пора. Увижу ее такую снова — крышу сорвет. Только выяснить сначала надо, кто с ней. Я же за этим сюда и пришел, так?

Ну, попер я искать Луизу. Смотрю, она под клубняк трясется с каким-то мачо. Рядом Каспар с Наной — это подружка Луизина. Делать нечего, я к ним.

— Луиза, — ору. — А тот тип, что с Лэрке хотел встретиться, пришел?

Она кивает и ржет. Каспар с Наной тоже хихикают. Чего, думаю, смешного-то? Он что, фрик какой-то, Лэркин парень?

— А где он? — снова ору. — Хочу познакомиться.

Луиза повернулась к мачо спиной и меня за руку сграбастала:

— Потанцуй со мной сначала, — визжит. — Потом я его тебе покажу.

Ну, подергался я немного, от меня не убудет. Хотя в такой тесноте, когда локти к бокам прижимать надо, я толкаться не люблю. А швабра в ухо кричит:

— Пойдем выпьем, жарко!

Пришлось с ней тащиться к бару — она его на кухне устроила. Тут немного потише музон бухал. Луиза стаканы из шкафа достала, подмигивает:

— Давай я нам по коктейлю смешаю. А потом пойдем, найдем твоего чувака.

А что? Неплохо бы сейчас тяпнуть чего покрепче. Близится исторический момент. Ну, мы и даванули чего-то ядовито-синего и сладкого. Луиза поволокла меня из комнаты в комнату. Я высматриваю ярко-розовое платье, но это трудно — люди не стоят на месте, качаются, даже те, кто вроде не танцует. Я натыкаюсь на кого-то, извиняюсь, спотыкаюсь о диван и едва не падаю. Волнами наплывает смех. Голоса.

— Быстро же он накачался!

— Упоротый в хлам, мэн!

— Джек! — это Луиза. Ее лицо очень близко. Оно расплывается, как Луна. Глаза — это кратеры. — Джек, с тобой все в порядке?

— Мое тело слишком маленькое для моей души, — жалуюсь я, заплетаясь языком. — Мне тесно.

— Бедняжка, — она смеется. Мне неприятен этот смех. — Сейчас мы это исправим.

Мы снова куда-то идем. Я уже забыл, зачем. Да и идет, в основном, она. Я просто переставляю ноги.

Открывается какая-то дверь, и я вижу кровать. Большая, двуспальная. Я падаю на нее и проваливаюсь. Я лечу вниз, а вдогонку мне порхают лепестки голосов.

— Он готов?

— Да, почти в отключке. А где Каспар?

Музыка закручивает лепестки в цветной вихрь, намазывает их на басистый хлеб: "Я готов к твоему бум-бум!"

— Каспар! А… где она? Она выпила?

— Нет.

— Идиот, ты что не мог в нее влить?

— Как?! Как я должен был это сделать? Насильно?

— Мог бы и насильно! Она все равно ничего потом не будет помнить!

— А мне откуда знать?! Я никогда раньше такого не делал! И вообще, это была твоя идея!

— Ладно, тихо! С этим-то теперь что?

"Я папочка твоего бум-бум!"

— Давай разденем его!

— Зачем?

— А что? Прикольно! Снимай с него штаны, давай! Бриан, помоги!

"Я так нежен с твоим бум-бум, давай найдем для нас рум-рум!"

Я покачиваюсь на черных волнах. Здесь в общем-то нет верха или низа, и направлений тоже нет, поэтому трудно сказать, что я именно покачиваюсь, но раз становится прохладно, то это наверное так. Жарко — только если неподвижно плывешь в небо.

— Блин, что теперь? Просто поснимаем его в разных позах?

— Нет, это не то. Слушайте, у матери есть пистолет татуировочный!

— А что?! Давайте набьем ему что-нибудь!

— Где? На жопе?

— Классная память с вечеринки! "Фак май эсс"!

— Точно! Так и напишем! Прикинь, этот урод потом в душе, а?

— Ага! Или "Хочу хардкора"! Набьем, снимем и в интернет кинем.

— Кто колоть будет? Каспар, ты?

— Ты чо, мэн? Я не пидор. Может, ты, Наташа?

— Нет, у меня почерк корявый.

"Викенд только раз в неделю, давайте это праздновать!"

— Луиза, ты?

— Ладно, давай сюда! Все-таки классная у парня задница. Даже портить жалко.

"Мне так кайфово сейчас, как будто это мой день. Как будто это моя ночь. Как будто все — мое!"

— Джек?! Эй, что вы делаете?! Дже-ек!

Это уже не лепесток. Это молоток, который падает прямо на мою бедную голову. Она отзывается гулом и звоном.

— Нет! Мамина китайская ваза! Нет! Она убьет меня!

— Она бешеная, мэн! Совершенно бешеная!

— Держи ее!

— Убива-ают!

"Полуслепой, абсолютно крутой, ты знаешь, я дикая штучка!"

— Джек!

Меня дергают и куда-то тащат. Бесполезно. Я макаронина. Я голая, безволосая, холодная макаронина. Хуже. Я опарыш. Никто не хочет меня есть.

— Джек!

Лицо Лэрке плывет куда-то. Это сливки. Сливки, шоколад и вишенка.

— Пойдем, пожалуйста, Джек! Пойдем отсюда!

Что это? Шоколад плавится? Нет, кажется, это потекла тушь. Она плачет. Не могу смотреть, как она плачет. Я плавлюсь тогда внутри.

Позволяю ей натянуть на себя джинсы. Опираясь на нее, могу встать. Под ногами хрустит. На белой стене желтоватые потеки. Пиво? Лица, лица, лица. Открытые рты, как лунные моря. В них никогда не было воды. Смешно, правда?

Снаружи холодно. Особенно холодно в левом ухе. Лампы на солнечных батареях освещают мои ноги. Их четыре. Две в кедах, а две на высоких каблуках. Нужно обязательно попадать в такт, когда идешь, иначе они запутаются. Почему у лошадей никогда не заплетаются ноги?