Когда они вернулись в кабинет Туманова, Окорока там уже не было. Равиль с Валентином Петровичем тут же замолчали.

– Вова, давай я тебя к компьютеру отведу, – предложил Равиль. – Маме надо поговорить с дядей Валей.

– А домой мы когда поедем?

– Скоро, – ответил Равиль и взял мальчика за руку.

Когда за ними закрылась дверь, Лена вопросительно посмотрела на Туманова.

– Ты похороны на субботу или на воскресенье хочешь? – спросил он.

– На субботу.

Валентин Петрович кивнул.

– Вот что еще… Тебе придется завтра и послезавтра поработать.

– Господи, с кем еще?

– С датчанином. У нас у всех вылетело из головы, что он ведь сегодня прилетает. Сидоров его сам встретит вместе с шофером, без тебя как-нибудь управятся и в гостиницу отвезут. На бумажке ему напишешь, во сколько его завтра заберут. Но отменить его уже нельзя, сама понимаешь. И ты немного отключишься. Мы ведь и так попросили его на этой неделе приехать не на понедельник-вторник, как он хотел, а на четверг-пятницу, потому что ты была занята со швейцарцами. Сегодня среда, в субботу улетит. Проводит тоже Сидоров. А уж ты, мать, давай два рабочих дня займись им.

Лена молча кивнула. Она понимала, что работать ей все равно придется – хоть плачь, хоть смейся. Смерть в их кругу не была чем-то особенным, она приходила слишком часто и практически всегда была насильственной. Только сейчас задела лично ее, но жизнь продолжалась, и Лена точно знала: с датчанином больше заниматься просто некому. А это очень важный проект, и на нее, как всегда, рассчитывают. Незаменимых людей в принципе нет, но, как говорят японцы, если без тебя обошлись неделю, то могут обойтись и вообще. Работу упускать нельзя. Тем более говорить «нет» Туманову. Он это слово не приемлет. И вообще он много сделал для нее в жизни. И еще сделает. А она должна выполнять свои обязанности.

– Сейчас поезжай домой, выспись. Завтра тебя в девять заберет машина.

– Мне с утра к Вовчику в школу надо зайти, – сказала Лена. – Минут в пятнадцать бы десятого.

Туманов сказал, что пятнадцать минут роли не играют. Пусть Лена договорится о времени встречи с Сидоровым и напишет записку датчанину, когда ему следует быть в полной боевой готовности. А парням из охраны у нее дома Лена должна сказать, чтобы Вовку встретили из школы и разогрели ему еду: уж сообразят, как ребенка накормить. И сами ведь есть будут. Лена может кого-нибудь из них в магазин послать. Не переломятся.

Туманов поинтересовался, говорила ли она уже с Родионом. Лена пока не говорила. Вечером позвонит. А если Валентин Петрович с ним свяжется, пусть попросит заехать к Лене. Она, конечно, сама позвонит еще…

– Конечно, все сделаю. Примчится. Не волнуйся.

Лена молча посмотрела на Туманова.

Валентин Петрович, конечно же, уже обсудил случившееся с Равилем… Наверное, все-таки несчастный случай – с их точки зрения. Вероятно, обычные грабители. Деньги искали, золото.

Лена не произносила ни слова.

Про то, что Лена не только переводит, знают они с Родионом, Олег Рысин, Равиль и Игорь. Все. Может, кто-то и подозревает, но не более того. Так что… Лена тоже была склонна думать, что просто пришли по наводке. А тетя Люся вернулась слишком рано… Или почему-то открыла дверь…

Лена расплакалась.

Туманов подошел к «стенке», достал коньяк (посылал ребят затовариться, а то в последний раз пришлось у Рысина «стрелять» – непорядок), налил Лене.

Она выпила, вытерла глаза и поняла, что очень хочет спать.

– Поеду я, шеф. До завтра.

– До завтра. И ни о чем не беспокойся. Неразрешимых проблем для меня нет, ты же знаешь.

«Но вернуть тетю Люсю даже ты не сможешь», – подумала Лена и отправилась к Сидорову.

Вернувшись домой вместе с Вовчиком, Лена залезла под душ, а затем сразу же легла в постель. Двоим охранникам пожелала чувствовать себя на кухне, как дома. Лена попросила снимать трубку и отвечать, что она появится только вечером. Вовчику было велено позвонить одноклассникам и выяснить, что задано. А потом делать уроки, не будить маму и не приставать к дядям с глупыми вопросами.

Лене снились кошмары, а потом из памяти всплыла гонка по Московскому проспекту и Киевскому шоссе, когда в ее машине сидел Святослав…

Во сне она получила ответ на мучивший ее вопрос. Она теперь догадывалась, что искали у нее в квартире.

* * *

Лена проснулась в семь вечера с жуткой головной болью. Выпила две таблетки аспирина, сунула пиццу в микроволновку и поставила чайник.

Вовчик делал уроки, охранники о чем-то разговаривали у двери.

Поев, Лена отправилась в свою комнату, закрыла дверь на защелку, оставшуюся еще с тех времен, когда эта комната была спальней ее родителей, села в кресло, открыла сумку, превышавшую по размерам обычную женскую, потому что Лена всегда таскала с собой какие-то письма, бланки, договоры и прочее. Порывшись в многочисленных бумагах, она нашла небольшой, самого обычного вида конверт, про который в суматохе последних дней и думать забыла.

Видимо, в азарте гонки Равиль отключил запись – по крайней мере, на пленке, которую они прослушивали у Туманова в кабинете, не было записано ничего из разговоров во время той сумасшедшей езды по Киевскому шоссе и ничего из разговоров у танка. А значит, про конверт никто ничего не знает… По крайней мере, в ее окружении.

Конверт был адресован ей. «Только для Елены Филатовой в случае моей смерти». Значит, Седых предполагал такой исход?

Лена вначале посмотрела на свет лампы: внутри лежал какой-то лист бумаги. Она осторожно вскрыла конверт, чтобы в случае необходимости снова заклеить.

Это были номера банковских счетов с адресами банков и пояснениями Святослава. Не все счета принадлежали Седых, его собственных, как поняла Лена, было только два – в разных банках, остальные принадлежали оффшорным компаниям. Оформлял все счета Славик, причем сделал это вполне определенным образом – объяснял Лене, как снять с них деньги.

О мертвых или хорошо, или никак. Лена почему-то не сомневалась, что Славика в живых нет. Но проходимец он был, конечно, первостатейный, надо отдать ему должное. Правда, все-таки составил для нее эту бумагу. Замучила совесть? Или не хотел, чтобы деньги пропали? Узнал, что у него есть сын, и почувствовал что-то, чего не испытывал никогда раньше… Или когда-то любил саму Лену, единственную женщину, ничего от него не требовавшую и родившую ему сына?

Лена никогда не узнает ответы на эти вопросы.

Ей было жаль Славика. Просто по-человечески жаль. У них ничего уже не могло бы склеиться, даже если бы он и остался в живых. И все-таки ее первый мужчина, первая любовь. Может, Вовчик узнал бы отца, если бы…

«Хватит сослагательных наклонений! – приказала себе Лена. – Я должна жить дальше».