— Что можно сделать с самим повреждением? — мягко переспросил доктор, прекрасно понимая вопрос. — Ничего. Перелом слишком серьезный, кости буквально раздроблены.

— А нет ли магии?.. — начал Карн и споткнулся.

— Магия — это тупой инструмент, — объяснил Парди. — Конечно, она иногда весьма полезна, но в данном случае… Не существует достаточно тонкого лечения, способного исцелить повреждения нервов, которые вы получили.

Он так и знал. С первого момента в Атахр Вин, поняв, что не может двигать ногами, Карн знал, он никогда не будет снова ходить. Но тогда ему нашлось о чем подумать: угроза ссоры между Брентом и Эстоном, сбежавший убийца… Теперь, вернувшись в привычный покой дома, где Карн прожил много лет, он с убийственной силой ощутил изменение своего положения. Каждое слово доктора словно вычерпывало очередную порцию мужества, и когда Парди замолчал, старый вор почувствовал себя совершенно опустошенным. «Не человек, а выдолбленная тыква», — с горечью подумал Карн. Когда он заговорил, ему показалось, что внутри него разносится эхо:

— Оставьте меня одного. — Приказ касался не только доктора. Он повернулся к Бренту, и глаза их встретились. Слова были не нужны.

— Оставьте меня, — повторил он, и это прозвучало почти рыданием.

Брент хотел как-то подбодрить его, сказать, что все будет в порядке, но подобное утешение смахивало на насмешку. Он никогда не лгал Карну и не станет этого делать сейчас. Взяв Парди за локоть, Брент вышел вместе с ним.

«Это не дом, — подумала она. — Это целый город». Маленький город за собственными стенами, в нем достаточно места для ремесленников, рабочих, моряков и солдат — здесь вполне можно было бы обзавестись своим мэром. Все бездомное население Прандиса могло бы найти приют под этим кровом, провести здесь свои дни от рождения до смерти.

— Остановитесь! — воскликнула она, когда экипаж въехал в ворота и покатил по широкой мощеной дороге, ведущей к парадным дверям. Она испугалась, что ее не услышали из-за стука копыт. — Остановитесь!

Возница натянул поводья, затем повернулся и заглянул в темное нутро кареты через маленькое переднее окошко. Томас был еще очень молод, но служил у господина Каррельяна уже четыре года. За весь срок его службы Масия оказалась, пожалуй, единственным пассажиром, проявившим интерес к его работе. Кучер подумал, что она выглядела в этом экипаже такой маленькой, забившись в угол широкого кожаного сиденья. Ее лицо казалось более бледным, чем лунный свет.

— Не могли бы мы чуть-чуть постоять здесь? Всего минуточку?

Томас коротко кивнул, стараясь не улыбнуться. Он привык к тому, что седоки высказывали ему свои желания, а не просили разрешения.

— Сколько хотите, мадам. Просто постучите в стекло, когда захотите ехать дальше.

Масия кивнула и снова повернулась к особняку. Невозможно, подумала она, неужели Карн проводит дни и ночи в этом дворце, где, кроме него, живут только его работодатель и несколько слуг? Нет, возможно; возможно, но неправильно. Столько комнат — и всего для нескольких человек? Десятки? Сотни? Слишком много места для меня, подумала она.

Она наклонилась вперед, размышляя о том, что она скажет Бренту Каррельяну, когда встретит его. Какую-нибудь приятно звучащую ложь, которая будет жечь ей язык весь остаток вечера. Не стоит и десятка хоров из Белфара. Но пути назад уже не было. Прямая спина Томаса, казалось, не допускала иной возможности, кроме как следовать к дому. И поверни она сейчас назад, Карн огорчится. Он просто не сможет понять.

Вздохнув, Масия наклонилась вперед и постучала по стеклу.

Дверь распахнулась с таким грохотом, что в комнате Эстона еще некоторое время звучало медленно затихающее эхо. Со стены потекла тоненькая струйка штукатурки в том месте, где в ней проделала дырку дверная ручка.

Эстон поднял глаза и увидел кипящего яростью Брента Каррельяна.

— Пора вам заговорить.

Старый министр не понял, чего в этом заявлении было больше утверждения или угрозы. Эстон поспешно обдумывал сложившуюся ситуацию. Жаль тратить время на этого тупоголового упрямца, вот если бы добраться до Тейлора Эша и рассказать ему то, что он узнал об убийце…

— Ну? — поторопил его Брент. — Я не могу ждать тут целый день.

— Первое замечание, с которым у меня не возникает желания спорить, еле слышно пробормотал Эстон. — У вас и ваших генераторов гораздо меньше времени, чем вы думаете… — Однако следовало вернуться к первоочередной задаче. Если он не получит хотя бы временного содействия Каррельяна, он ничего не добьется. — Садитесь, — предложил Эстон. — Рассказ потребует некоторого времени.

Вместо того чтобы спокойно сесть, Брент схватил старика за запястье и выдернул его из кресла.

— Рассказывать вы будете не мне, — ответил он и потащил Эстона вон из комнаты. Брент остановился у двери в свои покои и низко наклонился к министру, так что они едва не столкнулись лбами. Мускулы на его подбородке напряглись, зубы сжались.

— Сейчас, — прошипел Брент, крепче сжимая запястье Эстона, — вы войдете сюда и будете говорить с моим другом. Вы расскажете ему, из-за чего такого чертовски важного стоило убивать всех этих стариков. Вы расскажете ему, зачем он пошел сегодня в это подземелье спасать вашу никчемную шею. И вы расскажете ему, почему ему больше никогда не придется ходить своими ногами.

Прежде чем Эстон нашелся с ответом, Брент открыл дверь и втолкнул бывшего министра внутрь. Эстон, спотыкаясь, пролетел несколько шагов, потом восстановил равновесие и дальше пошел сам, чуть замешкавшись на пороге спальни Брента. Карн неподвижно сидел на кровати, его мощный торс подпирали подушки, невидящий взор застыл на белом балдахине.

За годы службы в разведке Эстон повидал немало сломленных людей. И, как он знал, существовало место, куда они в конце концов удалялись на покой, навсегда отринув мирскую суету. В остановившемся взгляде Карна Эстон уловил первые признаки того, что старый вор уже слышит тихий зов этого места.

Не дожидаясь очередного толчка Брента, бывший министр вошел в комнату и сел в одно из двух роскошных кресел рядом с кроватью. Брент проигнорировал другое кресло и опустился на краешек постели. Глаза Карна оставались неподвижными.

Брент мягко наклонился вперед и похлопал друга по ноге. Жест не вызвал никакой реакции, и Брент, поняв причину, отдернул руку и сморщился.

— Эстон хочет кое-что рассказать. — Карн, казалось, не слышал.

— Может быть, в другой раз? — предложил старик, привстав в кресле.

— Сейчас, — потребовал Брент, но его голос звучал едва слышно. Уже довольно поздно… и внизу ждал еще один человек, с которым ему надо было поговорить.

— Как хотите, — пожал плечами Эстон. Затем он наклонился вперед и с неожиданным приливом энергии спросил: — Какой сейчас год?

Брент вздрогнул, услышав столь неожиданный вопрос.

— Но какое это имеет отношение… — Однако, догадавшись, что старик спрашивает серьезно, ответил: — Сто семьдесят восьмой.