Брент опять помедлил, обдумывая услышанное. До этого рассказ Эстона о драконах, искусстве крайн и магических войнах только раздражал его, поскольку речь шла о проблемах столь масштабных, что у Брента возникло отвратительное ощущение собственной беспомощности. Но идея украсть Фразы, чтобы приобрести рычаг политического воздействия… Брент с безжалостной точностью мог вычислить все последствия.

— Вы правы, Эстон. Шантаж — это то, в чем я разбираюсь, и первым правилом шантажа является следующее: никакая информация не обладает ценностью, если ее нельзя использовать. Мне кажется, что только круглый дурак стал бы использовать эти Фразы. Судя по вашему рассказу, если Принятие Обета будет нарушено, индорцы пострадают не меньше нас. Почему бы просто не рассмеяться им в лицо, если они попытаются нас шантажировать?

Эстон подошел вплотную к Каррельяну и с удивительной силой сжал его руку. Морщинистое лицо старика оказалось в дюйме от лица Брента.

— Потому, Хазард, что, хотя и произнесение обратного заклинания представляется полнейшим абсурдом, эти двенадцать Фраз никогда не должны принадлежать одному человеку или одному правительству. Потому что, если в один прекрасный день какой-нибудь безумец решится использовать их, мы не узнаем мир, в котором живем.

Уголки рта Брента дрогнули от смеха.

— Сейчас вы похожи на сумасшедшего проповедника, Эстон, предсказывающего апокалипсис. Жаль, что я не принадлежу к тем людям, которые часто ходят в церковь.

Старый министр задрожал от ярости.

— Интересно, Хазард, существует ли в этом мире что-нибудь, заслуживающее, по вашему мнению, серьезного отношения? К чему бы вы не стали относиться с высокомерием невежды? Я абсолютно серьезен и вновь спрашиваю: «Что вы намерены предпринять?»

Брент постоял секунду, беспомощно опустив руки, потом снова повернулся к Карну.

«Все зависит от тебя», — подумал он. Но Карн опять потерял интерес к разговору, его взор блуждал по чистой стене.

Эстон уловил взгляд Брента, брошенный на Карна, и нахмурился. В своей жизни он делал с людьми вещи и похуже, но никогда еще ему не приходилось совершать столь удручающих ошибок. Он раскрыл было рот, собираясь сказать нечто важное, потом запнулся, поняв, что забыл имя искалеченного человека. Про себя он проклинал свою нетвердую память. Вероятно, сказывалось волнение… или он просто становится слишком старым.

— Как его зовут? — прошептал Эстон, наклонившись вперед. Брент помедлил, надеясь, что Карн сам ответит на этот вопрос, но тот явно не слышал ничего из происходящего. Нахмурившись, Брент повернулся к старому министру, собираясь представить своего друга.

Но прежде чем слова сорвались с его губ, они эхом прозвучали в холле, произнесенные незнакомым ему голосом:

— Карн! Карн Элиандо!

Томас помог Масии выйти из экипажа и повел ее вверх по широкой лестнице к парадным дверям особняка. Женщина не могла поверить в то, что эти двери откроются для такой, как она.

И они не открылись.

Через полсекунды стало ясно, что два привратника вовсе не замешкались. Они явно не собирались впускать ее. Томас сделал шаг вперед, посмотрел в глаза сперва одному, потом другому.

— Нас ждут, — пояснил он, стесняясь вступать в спор при своей пассажирке, словно непреклонность привратников была отчасти его виной.

Несмотря на размеры своего поместья, Брент Каррельян держал небольшой штат прислуги, так что Томас хорошо знал этих людей: Дэннел, как всегда, выглядел абсолютно невозмутимым, Бейли же сделал вид, будто увлеченно рассматривает узор на своей ливрее.

— Господин Каррельян отдал распоряжение, чтобы сегодня вечером в доме не было посетителей, — ответил Бейли.

Томас оглянулся и мгновенно заметил выражение замешательства на лице женщины. Ему показалось несправедливым то, что она пострадает из-за плохого настроения господина Каррельяна, к тому же пригласил ее господин Элиандо.

У Томаса возникло искушение оттолкнуть Бейли и самому открыть двери, но ему слишком хорошо были известны особенности их ручек. В первый день его работы здесь господин Элиандо попросил Томаса открыть эти двери, те же самые двери, которые хозяин перед этим открыл сам, чтобы показать, как это делается. Прикоснувшись к ручке, Томас отдернул ладонь, получив удар — не слишком болезненный, но, безусловно, неприятный. Все двери в особняке, как объяснил ему Карн, при помощи магии настроены на руки определенных слуг, это была одна из многочисленных мер безопасности, принятых в особняке.

Томас повернулся к маленькой женщине, стараясь сохранить спокойствие на своем молодом лице.

— Прошу прощения, мадам, но мне придется попросить вас вернуться в экипаж.

Пальцы Масии нервно теребили замочек сумки.

— Но…

— Они не впустят нас внутрь, мадам. Прошу прощения, но тут ничего не поделаешь.

С этими словами Томас осторожно взял ее за локоть и помог снова взобраться в экипаж, осторожно закрыв за ней дверь.

— Ну, я ему покажу, — пробормотала Масия, устраиваясь на подушках.

Впрочем, женщина тут же одернула себя: она сама заслуживает порки. Это только ее вина, что она чувствует себя неуверенно, как школьница, на ступенях дома Брента Каррельяна. Медленно, но верно чувство униженности в ее душе сменяла ярость. Она вовсе не хотела приезжать сюда, не хотела даже мельком взглянуть на то место, которое, как она опасалась, играет в жизни Карна первостепенное значение. Масия всегда смутно догадывалась, что жизнь ее любовника в поместье Каррельяна была роскошной… но одно дело догадываться, а другое — увидеть своими глазами. И вместо того чтобы как-то сгладить эту неловкость, возникающую при переходе из одного мира в другой, ее даже не впустили в дом. Ей не следовало приезжать, не следовало позволять подкупить себя билетами на концерт хора.

Экипаж опять остановился. Масия подняла глаза и с удивлением обнаружила, что Томас не выехал обратно на дорогу, он просто обогнул дом и подъехал к нему сзади. Через узкие окна, прорезанные в сером камне, Масия увидела кухню, размерами превосходящую все ее жилище.

Дверь экипажа открылась. Томас, явно нервничая, протянул ей руку…

— Некоторые двери этого дома, — объяснил он, — я сам могу открыть для вас. Я не могу объяснить действия привратников, мадам, но я знаю, что господин Элиандо твердо распорядился, чтобы я привез вас сюда вовремя.

Томас помог ей выйти из экипажа и провел через кухонную дверь, одну из трех дверей для прислуги, которые ему было позволено открывать. Войдя внутрь, он увидел, что помещение пустует, это освобождало его от необходимости объяснять кому бы то ни было, почему они с гостьей идут таким странным путем.

«Медные кастрюли», — отметила про себя Масия, когда Томас под руку повел ее мимо рядов сверкающей кухонной утвари. Здешнему повару в голову не придет даже прикоснуться к жестяной посуде. Они быстро прошли через несколько узких коридоров для слуг, затем миновали двустворчатую дверь и оказались в широком холле. Полы из твердой древесины сияли под светом сотни электрических лампочек. И на первой ступени длинной изогнутой лестницы возник привратник Бейли с пылающим от гнева лицом.