Сегодня этому удивляться не приходится. Коммерческий вал косноязычной продукции завалил прилавки книжных магазинов. Народ это кушает с большим удовольствием, потому что сам разговаривает на том же языке. Вы знаете, почему я не смотрю телевизор? Мне стыдно. Стыдно слышать речь телеведущих и журналистов. Оказывается, мы вовсе не живем, мы «как бы» живем, «как бы» работаем, «как бы» любим, «как бы» созерцаем. Ну где молодежи учиться русскому языку?! Обидно и досадно! В вашем случае могу сказать следующее.

Книги написаны талантливо, судя по сегодняшним меркам, со знанием дела, но отсутствием словарного запаса и понятия о стиле. Есть любопытные идеи, неплохая подача, увлекательность, и о языке уже не думаешь, если не работаешь над текстом. Стилистика ужасающая. В работах Колодяжного как исследователя совершенно другая подача. Я не говорю о стиле, а имею в виду обороты, которыми он пользуется. Короче говоря, не буду морочить вам голову, но одно с другим не вяжется. Эти вещи писали разные люди, и я готов подписаться под своими словами.

– Огромное вам спасибо, Лев Абрамыч!

– А у вас есть чутье, господин полицейский. Уловили фальшь.

– С детства имею хороший слух. Даже на баяне играю, когда тоска печенку грызет.

– Желаю удачи.

Профессор отключился и уткнулся в свои книги. Трифонов собрал рукописи в портфель и ушел. Сегодня ему предстоял нелегкий день.

Из библиотеки он направился в издательство, где публиковался Колодяжный. Сдав рукописи в целости и сохранности в редакционный отдел, он заглянул в отдел авторских прав. Очень обаятельная, милая женщина долго разглядывала его удостоверение и не знала, как ей поступить. Трифонов требовал ни много ни мало, а все авторские договоры Колодяжного, заключенные с издательством. На некоторое время она его покинула для консультаций и вскоре вернулась с папкой договоров.

– Вот посмотрите. Только не могу понять, почему прокуратуру интересуют такие вещи? Если бы вы были представителем налоговой полиции, я еще могла бы понять ваш интерес, но прокуратура как-то не вяжется с нашей деятельностью.

– Мы занимаемся одним серьезным делом. Я не хочу бросать тень на имя Петра Колодяжного, речь идет не о нем. Мы проверяем все и вся. По его пьесе поставлен спектакль в театре «Триумф», и вам наверняка известны события, происходившие во время показа нескольких спектаклей. Приходится изучать все мелочи, порой не относящиеся к делу непосредственно.

Трифонов внимательно просмотрел документы.

– Могу я их забрать на сутки – максимум двое? Я оставлю вам расписку.

– А ксерокопии вас не устроят?

– Желательно оригиналы.

– Даже не знаю. Ну хорошо, только завтра же верните.

– Вы очень добры. Скажите, Петр Александрович при вас их подписывал?

– Конечно.

– У него очень красивая подпись, будто он ее рисовал, а не подписывался одним росчерком.

– Писатели – особый народ. У них все должно быть необычным. Мы стараемся замечать это и подыгрывать. Если он пришел в новом костюме, то надо заметить эту деталь и высказаться о его утонченном вкусе. Они как дети. Издатель обязан гладить по головке своего автора. Не нами это придумано.

– И его подписью вы тоже восхищались?

– Разумеется, и ручкой с золотым пером, перламутровый «Pilot». Он ее и держит по-особенному, слишком вычурно для майора милиции. Но что делать! Наши взаимоотношения держатся на определенных догмах.

– Очень вам благодарен, завтра же договора будут возвращены. И очень вас прошу, не говорите Колодяжному о моем визите.

– Хотела просить вас о том же.

Из издательства Трифонов отправился на Петровку и прямиком в НТО к экспертам. Его встретил майор Дегтярев.

– Ну что, Игнат Всеволодович, как дела?

– Ручку вашу проверил. Отпечатков нет. Чернила американские «Sheaffer», в продаже встречаются очень редко, хотя при желании достать можно. Перо не очень новое. Я думаю, им писали много. Сточено основательно.

– Пару романчиков им накропали?

– Думаю, больше. Ручке лет пять, не меньше, очевидно, привезенная, настоящий «Pilot», не подделка. Странно, что мы не нашли никаких ворсинок. Если ручку носят в кармане, то она цепляется за одежду держателем, а тут чисто.

– Она около часа пролежала под дождем. Ручка могла выпасть из кармана?

– Царапин много. Не исключено, что она не раз падала за свою бытность.

– Понял. – Трифонов положил на стол папку с договорами. – Проверьте, пожалуйста, Игнат Всеволодович, подписи в договорах. Не этой ли ручкой они подписывались? И пусть почерковеды глянут, их мнение тоже немаловажно.

– Хорошо, к вечеру все сделаем.

– Буду крайне признателен.

Как только Трифонов появился в отделе, капитан Забелин доложил:

– Александр Иваныч, объявился некий Метлицкий, автор книги о Савелии Бражникове. Он вернулся из командировки и пробудет в Москве пару дней. Вы просили проследить за его передвижением. Он сам звонил и сказал, что повестку нашел в почтовом ящике, но прийти не может, ему отчет писать надо. Если есть к нему вопросы, то он дома.

– Никакого уважения к Главному управлению внутренних дел! Ладно, давай адрес. Если Магомет не идет к горе, значит, гора пойдет к Магомету.

– Вызвать машину?

– Вам она нужнее. Сходи в архив и принеси сюда дело Бражникова. Когда вернусь, оно нам понадобится.

* * *

Популярный, избалованный славой журналист Метлицкий на деле оказался Евгением Метелкиным и вовсе не походил на баловня судьбы. У него в квартире даже кровати не было, только раскладушка, утратившая смысл своего названия, ибо не собиралась, а прикрывалась верблюжьим одеялом. Холостятский бардак и куча фотоаппаратуры. Сам хозяин трудился на кухне, стол в комнате занимал огромный фотоувеличитель.

– Вы работаете в жанре уголовной хроники? – спросил Трифонов, проходя на кухню.

– Иногда. Там платят лучше и берут все заметки. Сейчас это модно, если не считать светских сплетен. Вот там я себя чувствую как рыба в воде. Но, думаю, вас интересует что-то другое.

– Меня заинтересовала ваша книга о Савелии Бражникове, вышедшая почти три года назад.

– Поздновато проснулись. Бражникова уже нет, и он не опасен. Правда, я не верю в его побег. Это для дураков. В зоне замочили.

– Даже так? Любопытный вывод. Мотивируйте.

Трифонову была предложена табуретка и пиво. Он сел, но от пива отказался.

– Мотивировка простая. Ему бревном сломало ногу, открытый перелом. Он валялся в больничке на зоне три месяца. Вот тогда меня к нему и допустили. Связи помогли. Я работал с ним все это время. Потом его выписали и отправили в отряд. Он на костылях ходил, а через месяц сбежал. Чушь собачья! Зимой по тайге на костылях?! Просто ему отомстили. А потом, смыться из зоны, если ты получил пожизненное заключение, нереально. Бред! Купили, кого надо, и состряпали легенду с побегом.